– Как?! – закричала Лера. – Как? – повторила она тише, прикрывая ладонью рот.
– Так, – сорванным шепотом отозвалась мать, – упала с балкона. Несчастный случай… через перила перегнулась и…
Она громко, страшно зарыдала в трубку. У Леры моментально закружилась голова, подкатила дурнота.
– Я сожалею, – только успела пролепетать она.
Тут же перед глазами стало чернее ночи, а все звуки уплыли, растворились в ватной тишине.
Очнулась Лера через несколько мгновений. Трубка оглушительно, коротко сигналила, качаясь на шнуре, сама Лера сидела на полу возле телефона. Нестерпимо болел локоть правой руки. Она машинально глянула: кожа была разодрана до крови – очевидно, падая, она ударилась локтем об острый угол столика.
Лера медленно поднялась, повесила надсадно орущую трубку, тяжело ступая и держась за стену, зашла в комнату и плюхнулась в кресло.
Как же это? Насти больше нет? Ее Настеньки, юной, милой, доверчивой, чудной? Почему такая несправедливость? Как она могла? Ведь Лера предупреждала ее, чтобы та прекратила свою идиотскую привычку свешиваться с балкона. Как теперь жить без нее? Как жить ее матери, брату, Гошке, который сейчас в армии?
По ее щекам катились слезы. Почему они не позвонили ей, не сообщили, что Настя мертва? Она бы знала об этом уже давно, не злилась на нее, не оскверняла нелепую, страшную смерть язвительными замечаниями по поводу ее безответственности!
Может быть, она еще какое-то время была жива, и Лера успела бы в последний раз взглянуть на нее, сказать ей, как много та для нее значила, проследить, чтобы облегчили боль.
Ей не позвонили, ее не позвали. Она обо всем узнает последней. Сердце разрывалось от ярости и отчаяния. Настя, бедная Настя!
Дверь в комнату приоткрылась, и на пороге появилась взъерошенная, заспанная Машка. Глаза ее были сощурены от света, она переминалась с одной босой ноги на другую.
– Мама!
Лера отвернула от дочки залитое слезами лицо.
– Мамочка, что с тобой? – Машка кинулась ей на шею, тычась губами в мокрые щеки, в лоб, в мочку уха. – Почему ты плачешь? Мамочка, миленькая! – Ее голосок задрожал, глаза заморгали.
– Ничего, ничего. – Лера сделала глубокий вдох, обняла дочку, подхватила на руки и понесла в кровать. – Спи. Все в порядке. Просто… одна тетя уехала очень далеко.
– И не вернется? – Машка сразу успокоилась, свернулась калачиком, подавила зевок.
– Нет.
– Никогда?
– Никогда, Маша.
Дочка вдруг понимающе, как взрослая, кивнула. Молча сунула ладонь под щеку, вздохнула, зажмурилась.
– Спи. – Лера погладила ее по голове.
– Сплю, – не открывая глаз, прошептала Машка.
В воскресенье с самого утра устоявшаяся было зима вдруг начала чудить и куролесить. Столбик термометра за окном неудержимо пополз вверх с минусовой отметки и к полудню достиг плюс пяти.
Белые, роскошные сугробы враз стали серыми и ноздреватыми, раскисли и потекли. Под ногами противно захлюпало, заморосил мелкий, унылый дождик. В самом начале декабря неожиданно наступила самая настоящая весна, с оттепелью, плачущими сосульками и теплыми, сырыми ветрами.
В последующие дни зима, как бы опомнившись, попыталась возвратить утраченное господство, но не тут-то было: весна, наступившая не в свой черед, упорно не сдавалась. Мокрая теплынь чередовалась с порывами ледяного ветра, с неба попеременно валил то снег, то дождь, повергая москвичей в недоумение по поводу того, как одеваться и брать ли зонтик.
Настю хоронили во вторник. С утра Лера отвезла Машку к еще не родившей Светлане, сочтя, что гуляющий в общественном транспорте грипп два раза подцепить не удастся.
В актовом зале больницы народ собрался на гражданскую панихиду. На трибуну вышел главврач Ильин, маленький, седой, как лунь, с висящим, точно груша, носом. Лицо его было совершенно серым, на лбу залегла резкая вертикальная складка. Он оглядел притихший зал, долго откашливался, а затем произнес в микрофон:
– Граждане! Мы собрались здесь в этот горький, тяжелый день, чтобы почтить память нашей коллеги, безвременно и трагически погибшей медсестры Анастасии Матюшиной. Не хочется верить, что ее больше нет с нами, ее юная жизнь оборвалась так внезапно и нелепо. Мы все скорбим вместе с родными и близкими Насти, выражая им глубокие соболезнования.
