– Как это? – невольно шепотом переспросила Лера. Ей вдруг стало жутковато, словно Наталья была цыганкой или колдуньей. От ее взгляда шла какая-то магическая сила, какой-то ток, от которого Леру внезапно бросило в дрожь.
– А так, – спокойно проговорила Наталья. – Уходи. Совсем уходи из больницы. Он не даст тебе покоя, пока ты будешь его видеть. А видеть его ты будешь долго, несколько месяцев, пока он вылечится, встанет на ноги. И потом, когда его выпишут, ты все равно не почувствуешь свободу, потому что все вокруг будет напоминать о нем. Каждый незначительный предмет, даже сами стены.
«Так и есть, – подумала Лера, – я и сейчас не могу избавиться от мыслей о нем. Это как наваждение – повсюду его образ, все связано с ним, так или иначе».
– Москва – город большой, – продолжала Наталья. – Найдешь себе другую работу. Иди, не дожидайся, пока начнется расследование. Тебе никто не станет вредить, не уволят по статье, напишут – по собственному желанию. Тем более ты у нас работала на испытательном сроке. Пройдет время, его не будет рядом, и ты забудешь.
Что-то внутри Леры вдруг резко воспротивилось словам Натальи. Уйти? Сдаться, оставить всякую надежду? А вдруг… вдруг все переменится, Андрей поправится, простит ее, взгляд его потеплеет, станет прежним?
– Не веришь мне, – точно угадав ее мысли, грустно произнесла Наталья. – Напрасно. Я сама через это прошла. Не убежала вовремя, и вот смотри, теперь одна. – Она сухо усмехнулась. – Мы, женщины, строим дом на любом пустыре, сидим на ступенях и терпеливо ждем, когда мимо нашего очага пройдет он, путник, мужчина. Каждая из нас мечтает, чтобы ее возлюбленный остался с ней навсегда, в построенном ею доме. Но путник мечтает о другом: быть свободным, идти дальше, туда, где опасность и неизвестность, нет пут, сковывающих его по рукам и ногам. Наших пут. – Наталья на секунду умолкла, легким движением поправила длинные прямые волосы и улыбнулась: – Ты думаешь, это бред – все, что я тебе говорю. И надеешься, я вижу, что надеешься! Считаешь, что он может чувствовать так же, как ты, болен той же страстью, столь же неотступно думает о тебе. Поверь, для женщины ее любовь – это все, сама жизнь, иногда даже больше. Но ни один мужчина, даже если он не очень удачлив, не слишком силен, тяжело болен, не станет жить только любовью. У него всегда найдется то, что окажется важней, – дело, хобби, друзья или пагубное пристрастие. Поэтому не заблуждайся: то, как ведет себя твой любимый, закономерно, и не жди от него ничего, на большее он не способен. Твоя любовь лишь приятный эпизод в его жизни, не более.
Лера слушала Наталью и понимала, что та говорит не столько о ней, сколько о себе самой. Видно, в ее жизни было то, что напрочь разрушило ее судьбу, вытравило из души чувства, обрекло на одиночество. Кто знает, не случится ли так с самой Лерой?
Ведь все, что сейчас говорит Наталья, правда. Собственно, это же твердит и Анна, правда, в другой, более обыденной форме: каждый старается для себя. Лера навредила Андрею, и теперь он – ее враг. А любовь побоку, это нечто эфемерное, что нельзя потрогать руками, и моментально испаряется, когда речь идет о собственных интересах, жизни и здоровье.
В прихожей коротко звякнул и затих телефон. Помолчав мгновение, он снова зашелся трезвоном. Лера вскочила с кровати, бросилась из комнаты и схватила трубку.
– Але! – едва слышно донеслось ей в ухо. – Але, Лера! Ты меня слышишь?
– Слышу, но с трудом! – крикнула Лера. – Кто это?
– Настя. Я из больницы. Попробую перезвонить.
Грянул отбой.
– Это Настя, – пояснила Лера Наталье, выглянувшей в прихожую. – Она сегодня на дежурстве. Звонит из больницы.
– Плохая связь? – полюбопытствовала та.
– Не то слово. Пищит как комар, я ее даже не узнала.
Телефон зазвонил вновь.
– Так лучше? – Голос Насти немного приблизился, но теперь в трубке что-то непрерывно гудело и квакало.
– Немножко, – громко проговорила Лера. – Что случилось?
– Ничего. Я просто хотела с тобой поговорить.
– О чем?
– Не по телефону. Лера, это очень важно. Могу я зайти к тебе вечером?
– Ну конечно. – Она удивленно пожала плечами. Вот дуреха, что еще придумала?
