Церквушка, небольшая, ухоженная, аккуратная, располагалась неподалеку от ее дома. Дождавшись выходного, Лера пришла туда, прихватив платок, как учила мать.
Служба уже началась. Лера осторожно зашла в полумрак, прислушиваясь к чистым, серебряным голосам, доносящимся с клироса. Купила у маленькой сморщенной старушки свечку; поставила за раба божьего Андрея.
Народу было немного, все больше старухи, одетые в темное, с такими же платками на головах. Однако среди них Лера заметила и нескольких женщин помоложе.
Отчего-то она почувствовала себя неловко и скованно. Женщины привычно молились, подпевая священнику и размашисто осеняя себя крестом. Лере вдруг стало казаться, что некоторые из них тайком косятся в ее сторону, словно неведомым образом угадав, как давно она не была в храме.
Она потихоньку отдалилась от толпы, отошла в угол, встала перед иконой Богоматери и перекрестилась, сначала несмело, потом уверенней, еще и еще.
Сразу будто что-то отпустило внутри, глаза наполнились слезами, губы сами зашептали слова молитвы – вовсе, оказывается, не позабытые, а такие привычные, будто лишь вчера она произносила их, стоя здесь, под сводчатым куполом в озарении лампад.
– Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с тобою; благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших…
Она давно позабыла о своем смущении, о том, что находится среди людей и они могут увидеть ее залитое слезами лицо. Время будто остановилось, она не знала, сколько уже стоит вот так, неотрывно глядя в мудрые, всепрощающие глаза Богоматери, каясь в своем грехе и вымаливая жизнь для Андрея.
Позади кто-то негромко кашлянул. Лера вздрогнула, обернулась и увидела Наталью. Та стояла совсем близко и смотрела на нее пристально, безо всякого удивления, будто их встреча здесь была абсолютно закономерна и естественна. В темном платке, надвинутом на самый лоб, и в черном длинном пальто она сейчас более чем когда-либо походила на монахиню. Лицо без грамма косметики было строгим и одновременно вдохновенным.
– Здравствуй, – вполголоса поздоровалась она с Лерой.
– Здравствуй.
– Я тебя давно заметила, как только вошла. Полегчало?
Лера неопределенно пожала плечами. От молитвы тяжесть греха, давившая на нее, немного уменьшилась, но тоска по Андрею осталась неизменной.
– Душно здесь. – Наталья чуть ослабила туго стянутые концы платка. – Служба уже заканчивается, давай выйдем.
Они вышли на улицу и несколько мгновений постояли молча.
– Торопишься? – спросила Наталья, заметив, что Лера пару раз взглянула на часы.
Дома ждала Машка. Теперь Лера не боялась оставлять ее одну на пару часов, и дочка не только не противилась этому, но была даже рада самостоятельному времяпрепровождению. В ожидании матери она с удовольствием занималась стряпней, и вернувшейся Лере частенько приходилось тайком отправлять в помойку кулинарное творчество.
– Тороплюсь, – призналась она Наталье. – Дочка одна дома.
– Хочешь, провожу? – предложила та.
– Проводи, – согласилась Лера.
Она почувствовала внезапную радость оттого, что рядом кто-то есть. К тому же в последнее время Наталья стала ей симпатична, как никто другой в отделении.
Настя отдалилась и стала совсем чужой, продолжая все глубже уходить в себя, Анна замучила подругу своими советами и практицизмом. Наталья единственная не проявляла по отношению к Лере ни излишней навязчивости, ни отчуждения.
Они двинулись к ее дому. Поначалу шли молча, но постепенно Наталья разговорилась, стала рассказывать о себе.
Она была коренной москвичкой, ее совсем старенькие родители жили в другом конце города, и несколько раз в неделю она ездила к ним помогать по хозяйству. В последнее время мать стала совсем плоха, и в церкви Наталья молилась за ее здоровье. Еще она рассказала Лере, что в больнице работает со дня ее основания и многих когда-то лежавших здесь больных по сей день помнит по фамилиям.
Лера слушала Наталью с интересом и послушала бы еще, но они уже подходили к дому.
– Ну вот, – мягко проговорила Наталья, когда они остановились у подъезда, – и дорога незаметно пролетела за болтовней. Беги к дочке, та небось заждалась.