– Я как раз напомнить хотел.
– Незачем напоминать! – угрюмо возразила Настя, кинув настороженный и неприязненный взгляд вслед уходящей Наталье. – Идите к себе. У меня, кроме вас, еще три палаты.
Дед по-прежнему сипел, ворочаясь под одеялом. Андрей зажег свет, и Скворцов тут же открыл глаза.
– Что? Где? – Вид у него был ошалевший, волосы торчали дыбом, в углу рта запеклась струйка слюны.
– Ничего, дед, – успокоил его Андрей. – Все о’кей. Сейчас получишь свой укольчик и будешь в порядке. А то храпишь, как лев в джунглях.
– Я? Храпел? – расстроился Степаныч. – Ну извини. – Он вдруг испугался: – А кто дежурит-то? Настька, поди?
– Она.
– У, леший ее задери! Руки-крюки. – Дед, кряхтя, уселся на кровати, сверля дверь нетерпеливым взглядом. – Ну, где уж она там, мучительница? Съели ее, что ли?
Сестра все не шла. В ожидании Андрей лег и погрузился в свои мысли. Рядом тихо ворчал дед.
Наконец дверь распахнулась, и в палату вошла Настя, держа в одной руке лоток со шприцами, а в другой – медицинские карты. Вид у нее был растерянный и напряженный, будто ей предстояло решить какую-то непосильную задачу.
– Ты чего такая хмурая? – пошутил Андрей. – Шприц не можешь выбрать?
Настя на шутку не среагировала, мрачно взглянула на него и подошла к старику.
– Только быстро, – приказал тот, – а то знаю я тебя, всю душу вымотаешь!
Настя так же молча сделала укол, приложила ватку и разорвала упаковку второго шприца.
– Вам тоже укол прописали. Внутривенно.
– Что за укол? – удивился Андрей. – Антибиотик?
– Против аритмии. – Настя, набрав из ампулы лекарство, приблизилась к нему, и тот вдруг заметил, как у девчонки трясутся руки.
«Затравили ее, – подумал он с сочувствием. – Каждый только и делает, что учит. Может, ей и впрямь лучше завязать с медициной?»
Настя попала в вену неожиданно ловко и совершенно безболезненно.
«Пожалуй, можно и не завязывать, – решил Андрей. – По крайней мере, она не безнадежна».
Настя сложила шприцы в лоток, сухо пожелала спокойной ночи и ушла.
Андрей погасил свет. Дед тут же вновь захрапел, но теперь уже тихо, чуть слышно, уютно, так, что сразу стали слипаться глаза. Андрей повернулся на бок, накрылся одеялом с головой. Перед тем как уснуть, он подумал о том, что Лера в своем репертуаре: трясется над ним, как над ребенком, заботится, уколы какие-то придумывает. И сам удивился тому, какое неожиданное удовольствие это ему доставляет.
Лере снилась тетка Ксения, совсем юная, простоволосая. На ней был вызывающе открытый сарафанчик: пара лямочек и легкий, почти невесомый, кусочек ткани. Из-под сарафана торчали голые загорелые колени. Ксения смеялась, призывно запрокидывая голову, обнажая белые, ровнехонькие, точно на подбор, зубы, косила на Леру распутными глазами. И манила к себе, звала, сначала тихонько, а потом громче, настойчивей, повторяя на разные лады ее имя.
«Чего она хочет?» – во сне удивилась Лера, а тетка продолжала окликать ее уже совсем отчетливо, нетерпеливо: «Лера! Лера! Ну, Лера же! Валерия Павловна!»
«Что это она по отчеству?» – успела подумать Лера, и в это время Ксения приблизилась, обхватила ее за плечи, тряхнула с силой.
«Отстань! – пробормотала Лера. – Что ты хватаешь?» И тут же проснулась.
В сестринской царил полумрак. Лампа, повернутая плафоном в стену, почти не освещала просторную комнату. Возле кресла стояла взволнованная Настя. Лицо ее было заспанным, коса растрепалась.
– Лера! Проснись!
– Что такое? – Она резко выпрямилась в кресле. – Который час?
– Четыре утра.
– Как четыре? – ужаснулась Лера. – Ты почему меня…
– Я тоже заснула, – жалобно проговорила Настя. – Он меня разбудил.
– Кто – он?
Та указала рукой на дверь. Лера глянула и зажмурилась: на пороге маячило привидение в широком светлом балахоне. В следующий момент привидение хрипло закашляло, и она узнала деда Скворцова. На нем были белая больничная рубаха и такие же штаны, ярко выделяющиеся в темноте.
– Чего вы, Иван Степанович? – Лера, окончательно проснувшись, поднялась с кресла. – Настя, зажги свет!
Та метнулась к порогу, щелкнула выключателем. Вспыхнул яркий дневной свет, от которого в глазах сразу позеленело.
