По существу, сенат стоял перед нелегким выбором. Марцелл был отправлен в Испанию с определенными задачами, и на его командование возлагались большие надежды. И вот этот человек советует заключить мир после первых военных успехов, которые после неудач прошлого года оценивались достаточно высоко. К тому же всей auctoritas римского консула явно недостанет, чтобы убедить друзей Рима из спорной области в полезности и необходимости иного мира, кроме deditio[75]. Напротив, союзники выступали в Риме против отсутствующего консула. Из друзей Марцелла, помимо умершего, видимо, уже в том году (Fasti Cap.) его коллеги по консулату Луция Валерия Флакка, мы знаем только Гая Сульпиция Гала, который вместе с ним был претором в 169 и консулом в 166 г.>{111}>,[76] Однако нет уверенности, что и он был в это время жив, поскольку к 149 г. он уже скончался (в 149 г., когда состоялся «процесс» Гальбы, последний являлся опекуном его сына: Cic. De orat., I, 140; Brut., 90). Зато его противники были весьма многочисленны, и теперь они одержали верх. Они приняли сторону союзников, выступая за энергичное продолжение войны, а также за то, чтобы в следующем году вновь отправить в Испанию консула. Среди них был молодой Публий Корнелий Сципион Эмилиан>{112}. Участие в этих событиях, очевидно, стало его политическим дебютом. Тогда он был только квесторием (видимо, в 154 г. цензоры включили его в сенат), однако как отпрыск двух знатнейших патрицианских родов, ставший продолжателем традиций как приемного деда Сципиона Африканского, так и своего родного отца Луция Эмилия Павла, победителя при Пидне, он должен был оказывать влияние, которое превосходило возможности обычного квестория[77]. Говоря конкретно, молодой Сципион мог опираться на поддержку клиентелы обоих домов (это демонстрируют Polyb., XXXV, 4, 10—11 и Oros., IV, 21, 1, а с другой стороны — Val. Max., II, 10, 4 и V, 2, ext. 4).
Дискредитация усилий Марцелла и его друзей по заключению мира была не слишком трудным делом. Первый упрек состоял в том, что он хотел как можно скорее добиться выгодного для врагов мира, ибо надеялся тем самым увеличить собственную славу (Арр. Iber., 49, 206). Высказывания против союзников могли интерпретироваться как прегрешение против fides, а такое поведение было недостойно римлян (Polyb., XXXV, 3, 5-6; решение сената о смене командующего в Ближней Испании, несомненно, выглядело как порицание Марцеллу). Наконец, его стремление завершить войну без дальнейшей борьбы расценивалось как проявление малодушия[78]. Вероятно, в дебатах принял участие и Нобилиор (указание на это можно усмотреть в: Арр. Iber., 49, 208), который, разумеется, не желал славы своему преемнику после того как сам потерпел в Испании столь тяжелые поражения. Опираясь на перечисленные аргументы — жажда славы любой ценой, измена по отношению к союзникам, малодушие, — противники умеренного мирного соглашения добились успеха в сенате. После речи союзников ситуация сложилась не в пользу Марцелла, защищать его в тот момент не было возможности. Во всяком случае, для удачного ведения дискуссии его послы не обладали необходимой auctoritas, а друзья консула были недостаточно компетентны.
Таким образом, было принято сенатское постановление, основывавшееся на более жестком подходе к вопросу о войне с кельтиберами. Обоим испанским посольствам сообщили, что волю сената они узнают от Марцелла (Polyb., XXXV, 3, 3; Арр. Iber., 49, 208). Посольство же Марцелла было отправлено обратно с инструкцией полководцу энергично и достойно Рима продолжать войну (Polyb., XXXV, 3, 5). Может быть, послы застали Марцелла в Hispania Ulterior еще сражающимся с лузитанами, а может — уже на зимних квартирах в Кордубе[79]. Пока он успел лишь сообщить кельтиберам решение сената и возвратить врагам по их просьбе заложников, которых они дали ему при заключении перемирия (Арр. Iber., 50, 211).
В Риме же и теперь не прекращались споры. После того как было принято решение о продолжении войны, не стоял ли и еще один вопрос: кто должен ее продолжать? Imperium Марцелла истек в конце 152 г.; сохранить ли за ним командование на следующий год или назначить на его место другого полководца? В предшествующие десятилетия продление полномочий командующих было обычной практикой (почти постоянно в 193—173 гг., в отношении более позднего периода нет сведений из-за потери ливиевых фаст)