— Принц, ты считаешь, что нам следует отвергнуть требования Апофиса?
— Решительно и с презрением, мой повелитель! — страстно ответил Камос.
— А что, если это вовлечет нас в войну?
— Тогда будем сражаться, мой повелитель, — ответил Камос.
Командир Пепи заговорил с не меньшей горячностью, чем принц:
— Будем сражаться, пока не выдворим врага за пределы наших границ и, если повелителю угодно, станем биться до тех пор, пока не освободим Север и не изгоним последнего белого пастуха из земли Нила!
Царь повернулся к Нофер-Амону, верховному жрецу, и спросил:
— А вы, ваше святейшество, какого придерживаетесь мнения?
Старый священнослужитель ответил:
— Только безбожник попытался бы погасить этот священный гнев!
Царь Секененра улыбнулся в знак согласия и, повернувшись к главному министру, сказал:
— Министр, вы единственный еще не высказались.
Министр торопливо заговорил:
— Мой повелитель, я советую медлить не потому, что не люблю воевать или боюсь войны. Давайте завершим оснащение армии, которая, надеюсь, добьется цели славного семейства моего повелителя — освободить долину Нила от железной хватки пастухов. Однако если Апофис действительно собирается отнять у нас свободу, то я первым призову к войне.
Секененра посмотрел на лица придворных и заговорил голосом, полным решимости и силы:
— Люди Юга, я разделяю ваши чувства и не сомневаюсь, что Апофис желает поссориться с нами и покорить нас, либо устрашив нас, либо пригрозив войной. Но мы не из тех, кого можно запугать. Мы готовы воевать. Север уже двести лет стонет под гнетом пастухов. Пришельцы грабят богатства этой земли и унижают ее народ. Что же касается Юга, то он сопротивляется двести лет и не теряет из виду главную цель — освобождение всей долины. Разве можно отступать при первой угрозе, отдать права народа и швырнуть свободу к ногам этого ненасытного человека? Нет, люди Юга! Я отвергну эти унизительные требования Апофиса и дождусь его ответа, каким бы он ни был. Если он предпочтет мир, пусть будет мир, а если решит начать войну, путь будет война!
Царь встал, остальные поднялись как один и почтительно поклонились ему. Затем царь неторопливо покинул зал. Принц Камос и гофмейстер последовали за ним.
Секененра направился к крылу царицы Ахотеп. Едва заметив, что царь, облаченный в церемониальные одежды, приближается к ней, она догадалась, что посланник с Севера принес неприятные вести. Ее прелестное смуглое лицо выражало озабоченность. Она встала. Высокая стройная царица вопрошающе посмотрела на него. Царь спокойно сообщил:
— Ахотеп, похоже, близится война.
Темные глаза царицы застыли, и она удивленно переспросила:
— Война, мой повелитель?
Секененра наклонил голову, подтверждая свои слова, и поведал о том, что сказал посланник Хаян, как это восприняло его окружение и какое решение он сам принял. Говоря, царь пристально следил за ее лицом. В глазах царицы он прочитал обуревавшие ее чувства — сожаление и покорность перед неизбежным.
Царица заключила:
— Ты избрал единственный путь, достойный своего положения.
Он улыбнулся и погладил ее по плечу.
— Пойдем к нашей священной матери, — сказал он.
Оба шли рядом к крылу царицы, матери Тетишери, жены прежнего царя Секененры, и застали ее в туалетной комнате за обычным занятием — чтением.
Царице Тетишери минуло шестьдесят лет. Ее лицо выражало благородство, величие и достоинство. Жизнерадостность и энергия царицы не знали границ, ее возраст выдавали лишь несколько седых волос у висков и чуть увядшие щеки. Глаза сохранили прежний блеск, тело осталось столь же очаровательным и стройным. Ее отличала та же черта, что остальных членов семейства, — выступающие передние зубы, которые люди Юга находили столь привлекательными и достойными восхищения. После смерти мужа царица полностью отошла от государственных дел, как этого требовал закон, и оставила бразды правления в руках сына и его супруги. Однако к мнению Тетишери прислушивались в трудные времена. Она вселяла надежду и желание бороться. Уйдя от дел, царица предалась чтению, все время просматривала книги Хуфу и Кагемни, Книги мертвых и историю славных веков, которые обессмертили мудрые изречения Мина, Хуфу и Аменхотепа. Слава о царице-матери пронеслась по всему Югу, где не было ни одного мужчины или женщины, которые не знали бы, не любили бы ее и не клялись бы ее именем, ибо она привила всему двору и прежде всего своему сыну Секененре и внуку Камосу любовь к Египту, к его Северу и Югу и ненависть к алчным пастухам, приведшим столь славные дни к печальному концу. Тетишери твердила всем, что они должны посвятить себя великой цели — освобождению долины Нила от деспотической власти пастухов. Она призывала всех священнослужителей, будь то настоятели храмов или школьные преподаватели, все время напоминать людям об опустошенном Севере и хищном враге, о преступлениях, на которые тот шел, чтобы поработить народ, грабить его землю, богатства и низвести людей до уровня скота, обрабатывающего поля. Если на Юге хоть один уголек священного огня тлеет в их сердцах и поддерживает надежду, то заслуга Тетишери в том, что она раздувает его своим патриотизмом и мудростью. Поэтому весь Юг боготворил ее и называл «святой матерью Тетишери», как верующие обращались к Исиде, и искали в ее имени спасения от зла, отчаяния и поражения.
