По приказу Пепи гвардейцы подняли трон и положили его на большую повозку. Командир шел впереди нее к храму Амона. Там гвардейцы подняли трон и несли его за командиром. Впереди них жрецы шли к священному залу. В священном обиталище рядом со святая святых они увидели царский паланкин, окруженный солдатами и жрецами. Гвардейцы опустили трон рядом с паланкином. Жрецы смотрели с удивлением, ибо не знали, что произошло. Пепи велел солдатам удалиться и пригласил верховного жреца. Верховный жрец куда-то ненадолго ушел, затем вернулся следом за жрецом Амона, который, хорошо понимая серьезность такого ночного визита, шел торопливо. Он протянул руку командиру и спокойно произнес:
— Добрый вечер, командир.
Голос Пепи выдал тревогу и боль:
— Вам того же, ваше священство. Можно мне поговорить с вашим священством наедине?
Жрецы услышали, что он сказал, и тут же удалились, хотя их снедали любопытство и тревога. Командир и жрец остались наедине. Когда верховный жрец заметил паланкин и трон, его охватило отчаяние. Он спросил командира:
— Как паланкин оказался здесь? Что это за паланкин и как случилось, что вы оставили поле боя среди ночи?
Пепи ответил:
— Выслушайте меня, ваше священство. Мы ничего не выиграем, если станем медлить или отнесемся к создавшемуся положению без должного внимания. Вы должны выслушать меня. Я посвящу ваше священство во все, что мне известно, затем отправлюсь выполнить свой долг. Состоялась битва, которая никогда не забудется. В ней боль и слава разделились пополам. Это неудивительно, ибо мы проиграли битву за Египет, наш царь погиб, защищая свою страну, предательская рука расчленила его священное тело, царская семья покинула Фивы. Когда проснутся жители города, они не найдут и следа от своих царей и их славы. Слушайте, ваше священство, слушайте! Уже почти полночь, и долг велит мне не мешкать. В этом паланкине тело нашего повелителя Секененры и его корона. А здесь его трон. Жрец Амона, я вручаю вам наше национальное достояние, чтобы вы могли сохранить его тело и эти реликвии в надежном месте. Теперь я оставляю вас в руках Бога, жрец Фив, которые никогда не погибнут, хотя и будут стонать от нанесенных им ран!
Жрец прервал бы командира, ибо пришел в большое волнение, но Пепи не дал ему такой возможности. Поэтому жрец хранил гробовое молчание и продолжал стоять неподвижно, будто лишился всяких чувств. Командир чувствовал оцепенение и боль, охватившие этого человека, и продолжил:
— Ваше священство, оставляю вас на попечение Бога и не сомневаюсь, что вы полностью выполните свой долг к этим священным, драгоценным останкам.
Командир повернулся к паланкину, почтительно склонил голову, поцеловал его покрывало и отдал воинскую честь. Затем он попятился назад, слезы застилали ему глаза. Дойдя до лестницы, ведущей в Колонный зал, он повернулся к паланкину спиной и быстро вышел из храма, смотря прямо перед собой. Он отдавал себе отчет, что пора вернуться к своим офицерам и солдатам, чтобы начать, как он им обещал, последнее наступление.
Хотя Пепи был озабочен выполнением последнего долга, одно не давало ему покоя. Как только он вспоминал об этом, ему становилось тяжело на сердце. Командир думал о семье — Эбане, своей жене, маленьком сыне Яхмосе и всех родственниках, живших вместе на окраине Фив, где находился его земельный надел. За ночь Пепи не успел бы к своей семье, а если бы поехал к ней, то не смог бы выполнить обещания, данного солдатам, и те подумали бы, что он бежал. Командир встретит смерть, не увидев в последний раз лиц Эбаны и Яхмоса. Еще одно обстоятельство не давало покоя его душе. Он печально спросил себя: «Оставят ли пастухи землевладельца на его земле и сохранят ли богатство за теми, кто его имели? Завтра хозяев выгонят либо на улицу, либо истребят в их домах, а за Эбану и Яхмоса никто не заступится». Пепи совсем пал духом, сердце приказывало вернуться к своему дому и семье. Но сердце велело ему одно, а стальная воля — другое. Командир печально вздохнул и решил: «Напишу жене письмо». Сидя в колеснице, он распрямил лист, стал писать Эбане, передавал ей приветы, вручал ее заботам Бога, молился за безопасность и счастье сына. Затем он сообщил ей о последних событиях, о том, что произошло с армией и царем, о том, что царская семья скрылась в неизвестном направлении (он по своим соображениям не упомянул Нубию), советовал взять больше вещей и бежать вместе с сыном, членами семьи, соседями, зависевшими от нее, за пределы Фив или в один из бедняцких кварталов, где легко смешаться с простым людом и разделить с ним общую судьбу. Пепи благословил жену и сына и в конце написал: «Эбана, мы обязательно встретимся либо здесь, либо в царстве мертвых». Он передал письмо вознице, велел доставить его в дом семьи и вручить жене. Затем он прыгнул в колесницу, последний раз оглянулся на храм Амона и мирно спавший город, окутанный темнотой. Из глубин его сердца вырвался крик: «Господь Бог, храни свой город! Фивы, прощайте!»
