- Горшков,- ответил тот, как-то густо и с ударением произнося букву "о".
- Ярославский?
- Ярославский, так точно! - И, взглянув на нас, красноармеец чему-то радостно улыбнулся.
А за спиной уже раздались первые выстрелы. Бульдог радостно залаял, и вслед за ним кто-то загоготал, тоже как бульдог, коротко и радостно.
Красноармеец обернулся и вдруг, остановившись, поднял на нас задрожавшие под ресницами глаза.
- Товарищи!.. Пошто злобитесь?.. Товарищи!.. Выстрелы за нами гулко подпрыгивали.
- Холодно!..- не отвечая Горшкову, тихо сказал мне подпоручик Морозов. Зубы его стучали.
А в лицо нам светило солнце, ветер давно уже стих, и было тепло, как весною.
Деревни, степь... и опять степь, степь, деревни...
- Ничего! Скоро вечер... Отдохнем.
- Ты, черт жженый! Это вечером-то?..
- Не робей!.. Говорят, ребята уже и за санями посланы... Поедем скоро.
- Полагалось бы!.. Не ровен час, окружат нас красные...
Перед ротами гнали пленных. Было их уже не сорок восемь,- всего двадцать девять...
Почти раздетые, без сапог, они шли, высоко подымая замерзшие ноги, то и дело озираясь на штабс-капитана Карнаоппулло и Свечникова, идущих с ними рядом.
...Деревни... Степь... И опять степь, степь, деревни...
От боев мы уклонялись. Очевидно, боялись отстать от общего фронта.
Однажды под утро, когда сон сбивал шаг и, раскачиваясь на плечевых ремнях, звенели штык о штык винтовки, с юга, оттуда, где шли наши дозоры, вновь хлестнуло вдруг низким огнем звонкой шрапнели, и сразу, со всех четырех снежных сторон, обхватила нас частая и сухая ружейная пальба.
- Пулеметы! Пулеметы!..- кричал полковник Петерс, верхом на кривоногой, крестьянской лошаденке врезаясь в роты.- Пулеметчики, вперед!..
- Рас-ступись!..
- В цепь!
- Да сторонись!..
Артиллеристы, повернув орудия, быстро окапывали батарею. За батареей метался обоз.
- Батарея,- огонь!..
- Цепь! - кричал штабс-капитан Карнаоппулло, выбегая на дорогу.
- Трубка ноль пять.
- Цепь.
- Ноль пять,- огонь!..
- Це-епь!
- В цепь, вашу мать! - И, отстранив растерявшегося штабс-капитана, поручик Ауэ осадил напирающих обозников. Вышедшая из скрута смешавшейся походной колонны 6-я рота сбежала в поле, рассыпалась и уже спокойно двинулась вперед.
...Ухали орудия, уже сплошным, густым гулом покрывая ружейную и пулеметную пальбу. Батальон шел треугольником, рассекая огнем черную ночь...
К утру мы пробились.
* * *
- Шибко палили!.. Как ваши давеча!..- сказал мне Горшков, идя со мною к 1-му взводу.
...Подпоручик Морозов стоял над санями, в которых, сжимая пальцами поросший бородой подбородок, лежал рядовой Степун. Раненный осколком в грудь, Степун умирал.
- Не совладел...- хрипел он, пытаясь приподняться.- Не уберег... Жизни не... не... не уберег...
Он смотрел на нас округлившимися, немигающими глазами.
Пальцы на подбородке у него расползались.
- Отходит! - тихо сказал Горшков и, сняв фуражку, перекрестился.
- Ннна-а-а-а-а...- вновь задергал Степун губами.На-вов-во-вовсе-теперь... от-т-т-т...- Сквозь приоткрытый рот Степуна было видно, как прыгает его язык.- Т-т-т-т... отдети-шшш-ш-ш...
И, зашипев, он захлебнулся красной пеной и, выгнувшись вверх всем телом, бросил руки по швам...
* * *
- Я давно уже... Черт!.. От детишек,- помнишь?..- подошел ко мне через час подпоручик Морозов, когда уже на пустые сани Нартов набрасывал свежую солому.- И у меня ведь...- Он замолчал, вздохнув, и добавил, уже тише: Ведь и жена моя тоже... носит... Уже на седьмом теперь.
- Господин поручик!.. Господин поручик!..
Меня звали к ротному.
* * *
- ...Ты что? Скулить?..- размахивая ножнами шашки, кричал на Ефима поручик Ауэ.- Я тебя, барбос, в крючок согну! А в роту, а в снег по брюхо, а в бой хочешь?..
Вытянувшись, Ефим стоял перед ротным и тупо моргал глазами.
- Извольте полюбоваться,- обратился ротный ко мне, когда нетерпеливым кашлем я дал наконец знать о своем приходе.- Взгляните на это рыло!.. Взгляните только!.. И оно...- поручик Ауэ захохотал.- ...Оно - это вот рыло - веру в ар-ми-ю и в победу потеряло!..- И, обернувшись к нам спиной, он бросил шашку на уставленный деревенскими закусками стол и быстро налил стакан водки.
