- А что за станция? - спросил я, пытаясь встать спиной к ветру.
- А черт ее разберет!..
Я поднял голову, но надпись станции была занесена снегом.
* * *
- А, здорово!.. Идите, идите сюда!.. На станции, в дверях телеграфного помещения стоял поручик Ауэ, наш ротный.
- Я говорил...- ротный пошел мне навстречу.- Я же говорил,- кто-кто а вы вернетесь. Потому - немец: долг и прочее... "Deutschland uber alles!"*...- И, засмеявшись, он крепко пожал мне руку.- Ну, идемте... Представляться Туркулу не стоит... Запекут еще в офицерскую!.. Эй, Ефим!..
В телеграфной было накурено. Портреты генералов Маркова и Алексеева, повешенные на стене "осважниками", казались отпечатанными на голубой бумаге.
- Вот, капитан, взводный второго взвода,- представил меня ротный своему новому помощнику, сухому, черному штабс-капитану, с усами, длинными как вожжи.
- Штабс-капитан Карнаоппулло,- приподнялся тот, потом вновь сел, достал из кармана карамель и стал сосать ее, разглаживая усы двумя пальцами.
Поручик Ауэ собрал со стола игральные карты.
- Ефим, чаю! Да шевелись же, холуй соннорылый! Барбос!..
------------------
* "Германия превыше всего!" (нем.).
* * *
В чай Ефим подлил рому.
- Льгов сдан,- рассказывал ротный, подняв из-под козырька бело-малиновой фуражки холодные, энергичные глаза.- Ничего не поделаешь... Ни-че-го!..
Он задумался и долго грыз мундштук пожелтевшей папиросы.
- Кстати, вы в тылу ничего не слыхали? Нет?.. Говорят, Буденный занял Касторную и бьет всей нашей армии в глубокий тыл - на Валуйки и Харьков. Не слыхали?.. Чем же объяснить наш отход без настоящего, черт дери, поражения?.. Эх, поручик, поручик! Что это, донцы подкачали? Или Махно силы точит?..- И вдруг, выплюнув разжеванный мундштук, он ударил по столу кулаком.- Черт! А очередные задачи?.. Знаете, что у нас теперь за очередные задачи? Не растерять отступающих полков. Только!.. Связи - никакой. Корниловцы? Марковцы?.. Кого черта корниловцы и марковцы, когда мы не знаем даже, где наши второй и третий полки!.. Как вы нашли нас, поручик?
Я стал рассказывать о Ворожбе, дальше которой пассажирские поезда уже не ходили, о блуждании с бронепоездом, об этапных комендантах, ничего другого не делающих, кроме как ругающихся с начальниками станции, с которыми в лихорадочной спешке составляли они наряды для отступающих с барахлом поездов.
- Так!.. Барбосы!..- Поручик Ауэ хмурил брови. Оба его шрама на лбу сошлись вместе и висели над переносицей глубоким крестом.- Та-ак!..
Штабс-капитан Карнаоппулло сосал уже третью карамель. Из засахарившихся бумажек складывал лодочки, осторожно разглаживая их ногтем большого пальца.
Ветер за окном рвал с крыш снежные сугробы.
- Ишь, метет!..- Ротный встал и обернулся к окну.- Метет,- а солнце!.. Ах, так? Вы спросили, где наша рота?.. Рядом она, в деревне... Отогреться же нужно, как вы думаете?.. Да?..
Мягкость и злоба, насмешки и какая-то теплая грусть постоянно, безо всяких причин, сменялись в ротном. В тот день эти переходы были особенно резки.
- Рота блины печет,- что еще барбосам нужно?.. Жрут сейчас... А мне вот?.. Сиди здесь, жди распоряжений Туркула. Жди,- черт тебя выдери! - а телеграф,- мать его с полки! - не стучит и стучать не хочет!..
Ротный опустился на скамейку и, приподняв одну ногу, пропустил руки под колено.
- Эх, поручик, поручик!.. Хочется, да не можется!.. Телеграфу?.. Да нет же, нам, конечно!.. Куда?.. Да что это с вами, поручик?.. Мозги подморозили?.. На Льгов! На Севск! На Брянск!.. Довольно? Нет?.. На Москву, черт бы драл ее с комиссарами! Эх, поручик, поручик!
Он вновь понизил голос.
- Бьют! Кроют!.. Не нас, не дроздов,- всю армию кроют!.. Вот теперь,и, склонившись надо мной, он продолжал почти шепотом: - Вот теперь, когда нас никто не слышит (Карнаоппулло не в счет!), я скажу вам в первый и в последний раз: бьют!.. Кроют!.. А после... (впрочем, вы, поручик, меня знаете), после никто э-то-го сказать не по-сме-ет! Слышите? Не по-сме-ет!..
Горячий чай острым клубком царапал горло. Папироса прыгала между пальцами. На синем, замерзшем окне прошли чьи-то тени. Неровный ряд штыков, сломанных, как казалось мне сквозь лед окна, качнулся и вновь сполз за стену.
