- Вы чего, прямо на передовой там квартируете, что ли? - немало удивился развитию событий Михаил.
- Не на самой, но теперь уже очень близко. Наши едва успевают откатываться назад под напором немцев. Сегодня в полдень, узнав о разгроме арьергарда 13-го корпуса, Самсонов вообще отдал приказ бросать обозы и отрываться от противника. Да и говорил я уже, нет там сплошной линии обороны, вот на нас кавалерийский полк и вышел. Просочился, так сказать.
- Д-а-а, дела у вас тут. У меня там, - Михаил махнул рукой себе за спину, подразумевая оставленный полк, - такого не было. Нет, мы там тоже не цветочки нюхали. Но отбивать атаку на свой аэродром - точно не приходилось.
- А нам уже второй раз с начала войны приходится. Но, да не о том разговор будет. Ты с собой сколько соколиков привел? - Егор всего пять минут как оставил на стоянке свой штурмовик, и потому еще не имел возможности посчитать находящиеся на поле самолеты.
- У меня сейчас в строю осталась чертова дюжина, - не стал тянуть Михаил. - Два штурмовика, остальные У-2Б.
- И это все? - немало удивился Егор. - Из всего полка?
- Ну, я же не мог забрать с собой весь полк! Кто бы мне позволил! Мне и так пришлось выдержать натуральный бой, за каждый выдернутый вам в подмогу аэроплан. Тем более весь полк и не долетел бы. И так пять машин по пути потеряли - ни техника, ни люди, для таких перегонов еще не готовы.
- Н-да, не густо, - поскреб заросший щетиной подбородок Егор. - У меня-то всего три машины в строю осталось. Немчура, гады, сегодня Кацияна подбили. Хорошо хоть дотянул до наших позиций. Но машину пришлось бросить на радость немецким артиллеристам. Они ее из орудий тут же расстреляли. Считай, и двух недель не воюем, а отряд уже половину самолетов потерял. И это при том, что на всех машинах броня имеется! Не будь ее, и я бы с тобой сегодня уже не разговаривал. В общем, статистических данных для Александра Михайловича мы уже набрали вагон и маленькую тележку. Тебе, я так думаю, тоже будет что добавить, чтобы, в конечном итоге, склонить его к переходу от нынешних авиационных отрядов к авиационным полкам. В перспективе, это принесет куда больше пользы, чем даже спасение 2-й армии.
- Может и так, - не стал спорить Михаил. - Но пока давай ориентироваться именно на последнее. А посему... Откуда прикажешь действовать, командир? И учти, ни я, ни мои соколики, в этой местности не ориентируемся.
- Не учи ученого. Сам понимаю, что к чему. И потому действовать будем следующим образом - завтра я вас буду лидировать на наш полевой аэродром в Млаве. Пока будете поддерживать оттуда 1-й армейский корпус. Заблудиться на пути к его позициям у твоих орлов не выйдет, поскольку от Млавы до Сольдау, у которого сейчас идут основные бои, тянется ветка железной дороги, - достав из-за голенища карту, Егор принялся водить пальцем между населенными пунктами. - В Млаве у нас формировался промежуточный склад, так что с горючим и боеприпасами особых проблем испытывать не будете. А колонна с частью механиков к вам сегодня ближе к ночи из Нейденбурга выйдет. Глядишь, без приключений проскочат. Но, в случае чего, придется вашей братии перелетать к нашему нынешнему месту базирования. Там уже моим пилотам придется лидировать твоих. Правда, этот вариант оставим на действительно самый крайний случай, так как со снабжением в Нейденбурге все очень печально - банально не успеваем привозить бомбы и топливо, как все тут же расходуем. И если к нам еще прибавится такое количество аэропланов, что привел ты, вообще всем придется на земле сидеть. Однако, хотя бы один У-2Б я бы у тебя попросил, чтобы продолжать ходить парами.
- Один отдам, - не стал спорить Дубов. - Михаил, тот что Ефимов, как раз рвался повидаться с братом, вот пусть с тобой и уходит...
В очередной раз проводив взглядом под завязку забитую ранеными куцую колонну автомобилей, что уходили к Нейденбургу, откуда до сих пор велось снабжение их несколько сократившегося бронеотряда, Мохов передернул плечами, представив себе, какого приходится не имеющим никакой защиты водителям, последнюю неделю не вылезавшим из-за баранки по восемнадцать часов в сутки и покосился на свой испещренный пулями и осколками броневик. Пусть на боевой машине уже не было живого места, столь густо оказался усеян ее корпус сколами и вмятинами, внезапного обстрела из леса или налета вражеской кавалерии он мог не опасаться вовсе. Броня с честью выполняла свою функцию, сохраняя жизнь экипажу.
