В вечер под рождество жене Кеденнека захотелось отстоять службу в часовне. До часовни, на полпути к Вику, было далеко, никому не улыбалось тащиться в такую даль, но так или иначе начались сборы. Как вдруг Мари Кеденнек сбросила шаль, сняла с полки котелок и давай его надраивать.
— Вернешься, тогда и начищай, — сказал Кеденнек и направился с ребятишками вперед. Жена его только вздохнула и продолжала надраивать котелок. Андреас уже стоял на пороге, держа в руке щеколду; поведение фрау Кеденнек показалось ему странным, и он молча наблюдал за ней. Наконец она сказала:
— Ступай, приведи Катарину Нер.
Андреас поспешил за соседкой, но не застал ее дома, однако все же разыскал Мари. Кеденнек тем временем улеглась за перегородкой. Катарина Нер уселась подле нее. Андреас и рад бы поглазеть, но жена Кеденнека забралась куда-то вглубь. Андреас не мог решить, остаться или уйти, и все продолжал стоять на пороге, не выпуская дверную ручку. Хлопали ставни. Андреасу вспомнилась Катаринина свекровь. На столе, под самой лампой, стоял котелок, который Мари Кеденнек начистила до блеска. Никому он здесь был не нужен, но стоял сам по себе и поблескивал.
Мари Кеденнек стонала в своем убежище и нет-нет покрикивала. Хоть бы она кричала натужнее, в голос, мелькнуло у Андреаса, но она уже откричала свое и теперь только охала да стонала.
Катарина Нер позвала Андреаса и передала ему из рук в руки младенца. «Вот и хорошо, — мелькнуло у Андреаса, — значит, не зря я остался дома». Он посмотрел на новорожденного, тот был точь-в-точь как последыш его матери, такой же красный, недопеченный. Андреас подумал, что и проживет он, должно быть, не дольше, но почему-то эта мысль его не огорчила. С Катарининым появлением, предродовыми криками Мари Кеденнек и рождением ребенка прошло немало времени, Андреас, однако, и опомниться не успел, как воротился домой с детьми Кеденнек. Он взял младенца на руки. Андреас по его лицу догадался, что тот подумал о ребенке то же, что и он, Андреас.
На Новый год хозяйки опять порастрясли свои запасы, а мужчины опять напились в лоск, и уже наутро хватились, что придется им потуже стянуть пояс до самой весны. Дважды в неделю отвозили рыбаки на островной рынок пойманную рыбешку, по вторникам и пятницам там высились скользкие горы рыбьего серебра. Это почти ничего им не приносило, но надо же было употребить в дело лодку. Шли непрестанные дожди, сырость въедалась в кожу и в постель, воздух снаружи отдавал дождем, а в доме пахло дымом. У Бруйков по соседству с Кеденнеками творилось нечто странное. Бруйк как-то вечером в охотку выпил ковш воды, а потом всю ночь метался в постели, и утром щеки запали у него яминами; еще вчера он казался шариком, а к вечеру обратился в щепку. Соседи приходили поглядеть на это чудо, Бруйк бормотал всякую несуразицу. То, что он прежде талдычил ночами, то теперь бормотал днем. Сын его на пасху поступит в мореходку в Себастьяне… Сын поступит в мореходку в Себастьяне… В мореходку поступит сын… Впрочем, Бруйк скоро оправился. Недели не прошло, как он снова раздался, но то была не обычная его полнота, да и не было у него с чего поправляться, казалось, его надули воздухом, а кожа стала тонкой-тонкой и собиралась в морщины. На той неделе нечто подобное произошло чуть ли не в каждом семействе, заболевали по двое, по трое, это было нечто необъяснимое, похоже — эпидемия, но, поскольку и остальные были худы, не так бросалось в глаза. На той неделе пустовало в трактире у Дезака, те же, что приходили, выглядели не как обычно, одни казались вытянутыми в длину, другие расплылись. Кто еще держался на ногах, приходил по заведенному порядку. Дома, в горнице или в лодке человек не мог думать все об одном. Его то и дело что-нибудь отвлекало или мешали дети. И только здесь, в трактире, можно было что ни вечер слышать одно и то же и, успокоившись, идти домой.
Гулль собирался уехать с ближайшим пароходом, а потом со следующим. Но он все еще не трогался с места и наконец решил здесь перезимовать.
III
Вскоре после пасхи на первых домах пирса и Рыночной площади были подняты жалюзи, над дверью гостиницы было наново позолочено изваяние св. Варвары; в ожидании пароходов, которые в течение зимы шли кружным путем на порт Себастьян, открылись склады. Прибыли рабочие, служащие пароходства и торговцы. Прибыли и капитаны, чтобы дать указания нанятым экипажам. Договорившись с компанией, они вместе с семьями перезимовали в предместье Себастьяна. В гавани и на судах, как и каждую весну, шли подготовительные работы. Как и каждую весну, площадь между пирсом и молом готовили к предстоящей ярмарке, тому самому празднику, когда рыбаки, по словам молодого Бределя, транжирят свой аванс, выбрасывая его на водку, лотерею и танцы.
