И потому заявляю, что, если бы природа вновь подарила нам годы, пронесшиеся после нашего рождения, и каждый, в зависимости от своей гордыни, был бы волен выбирать себе родителей, я предоставил бы другим завладевать прославленными именами, сияющими среди фасций и на курульных креслах, и, даже с риском прослыть в глазах всех безумцем, остался бы, будучи благочестивым сыном, доволен родителями, которых ниспослали мне бессмертные боги.
Дважды в неделю я выходил из дома вместе с отцом, который в выходные дни делал все возможное, чтобы развлечь меня, водил меня на Марсово поле, на Форум и в цирк в те дни, когда там давали представления.
Кроме того, каждый раз, когда появлялся случай показать мне что-либо необыкновенное, он непременно приходил за мной, не посягая при этом на мои выходные дни.
Впрочем, Орбилий был доволен мной, и, хотя в своем послании императору Августу я вывел его под именем драчливого Орбилия, на меня редко обрушивались удары его ферулы, оправленной кожей, или кожаные хвосты его плетки.
И вот однажды, хотя никакого праздника в календаре, еще не исправленного Цезарем, в тот день указано не было, Орбилий сам объявил нам, что назавтра он освобождает всех от учебных занятий.
Что же такого необычайного тогда происходило?
После своего полугодового изгнания Цицерон возвращался в Рим.
Но кто же был тот, кому достало могущества изгнать Цицерона из Рима после услуг, которые он оказал Риму за время своего консулата?
Клодий Пульхр.
Сегодня все в Риме знают то, что я намереваюсь рассказать, но в будущем настанет время, когда тьма над нынешними событиями окончательно сгустится и тогда, если эти «Воспоминания» переживут века, они будут представлять такой же интерес, какой имели бы для нас сегодня подробности о смерти Лукреции или Туллия, рассказанные каким-нибудь очевидцем.
Я видел Клодия лишь возлежащим на погребальном костре, в четвертый день до февральских календ 703 года Республики.
С тех пор прошло тридцать шесть лет, но картина его мертвого тела настолько поразила меня, что еще сегодня она стоит у меня перед глазами.
Клодий Пульхр начал с грандиозного скандала.
У Помпеи, жены Цезаря, праздновались мистерии в честь Доброй Богини. Влюбленный в Помпею, Клодий Пульхр проник в ее дом, переодевшись в платье кифаристки.
Еще очень молодой, с едва пробивающейся бородой, необычайно красивый, как и все мужчины в его роду, заслужившем имя Пульхров, он опрометчиво понадеялся остаться неузнанным, но, заблудившись в бесконечных коридорах дома, столкнулся с Аброй, юной служанкой Аврелии, матери Цезаря.
Он хотел было сбежать, но присущей ему походкой, откровенно мужской, выдал свой пол; Абра окликнула его; он был вынужден ответить; его голос, голос мужчины, подтвердил подозрения, вызванные резкостью его походки; служанка стала звать на помощь, прибежали римские дамы; узнав, в чем дело, они заперли все двери и принялись искать, как умеют искать женщины, пока не обнаружили Клодия в комнате молодой рабыни, которая была его любовницей.
Цицерон оказался замешан во всем этом деле.
Прежде всего, позднее я видел в руках Аттика письмо, которое написал ему Цицерон и копию с которого мне было позволено снять; оно было составлено в следующих выражениях:
«25 января 693 года от основания Рима.
Кстати, тут случилось одно скверное дело, и я опасаюсь, как бы последствия не были серьезнее, чем казалось сначала. [Прославленный оратор не ошибся: дело это длилось вплоть до его собственного изгнания и смерти Клодия.] Ты, я думаю, слышал, что в дом Цезаря, причем в то самое время, когда там совершалось жертвоприношение за народ, проник мужчина, переодетый в женское платье. В итоге весталкам пришлось начать ритуал жертвоприношения сначала, а Квинт Корнифиций заявил в сенате об этом святотатстве. Корнифиций, слышишь? Не подумай, что первым это сделал кто-то из нас. Сенат передал дело понтификам, и понтифики объявили, что имеет место кощунство, а значит, и повод для судебного преследования. После этого, в соответствии с постановлением сената, консулы обнародовали предварительное обвинительное заключение, и… и Цезарь дал развод своей жене».
