Но зато я была уверена, что мой желудок будет наполнен не какими-то сухариками, которые мне доставались в качестве объедков от хозяйской трапезы, а мяском и прочими вкусностями, которые удастся выпросить у людей. Да и Ма в такие пиршества не была скупа на вкусняшки, постоянно скидываемые мне со стола.
Я бы назвала людской пикник собачим раем. Именно так он и должен выглядеть: много вкусной еды, большая компания, друзья псовые и счастливая Ма.
Не понимаю, почему пикников не может быть в нашей жизни больше?
Я неоднократно раньше звала Ма на пикник, но она каждый раз выводила меня лишь на прогулку. И как бы я ни крутилась возле нашей машины, показывая, что готова ехать на любимое мероприятие и даже поучаствовать в охоте, она это игнорировала.
Что ж, таким лидером была моя Ма. И, может быть, даже не самым худшим.
Ведь были же у нас и счастливые дни, такие как этот пикник!
И была счастлива я, с высунутым языком, носящаяся по бескрайним полям или берегу моря. И Ма смеялась, и много гладила меня, и играла со мной в перетягивание палки, которую иногда забирала и бросала. А я снова и снова приносила ее ей, чтобы она еще со мной поиграла.
В такие минуты забывалось все плохое, ведь мы, собаки, живем настоящим моментом, не храня в памяти прошлых обид. Нам хорошо здесь и сейчас, и мы готовы разделить свои эмоции с вами, любимые двуногие человеки. И безмерно счастливы, если вы принимаете нашу любовь.
Еще один день, когда Ма никуда не пошла, был проведен вместе.
Хотя признаюсь, я была разочарована, когда мы после прогулки сели в машину, но не приехали на пикник или хотя бы в новое интересное место.
Точнее, в новое место мы приехали, вот только оно не было таким интересным, как показалось на первый взгляд.
Как только мы вошли в странное помещение, где была куча запахов еды, вещей, людей и животных, Ма натянула поводок, держа меня вплотную к себе. Я напряглась, чувствуя ее нервозность.
Неужели меня наконец-то привезли на охоту? Мне она представлялась как-то иначе. Да и бегать тут совсем было негде. А как же охотиться без загона дичи?
Пока я решала головоломку, Ма потянула меня в конец помещения, где стояла большая клетка, похожая на ту, в которой я томилась в детстве.
Ма открыла дверцу и стала заталкивать меня туда. Я же сопротивлялась, как могла, и даже зарычала, за что получила по морде и все-таки была втолкана в клетку. Дверца за мной закрылась, погрузив в тихий ужас воспоминаний и предчувствий.
Но они не оправдались, и Ма быстро выпустила меня наружу. Правда, не позволила проявить радость и благодарность за спасение, резко одернув за поводок.
Вместо этого она сняла со стены какой-то металлический ошейник и одела его на меня. Он совсем не сдавливал шею, как мой старый, кожаный и даже слегка болтался. Мне такой нравился больше, но Ма сняла его и отдала человеку, стоящему в начале этого странного помещения.
Потом Ма дала этому человеку какие-то бумажки, и он отдал ей ошейник. Мы пошли к машине, в которой меня закрыли, пока этот человек выносил и что-то укладывал в наш багажник.
Этим чем-то оказалась клетка, в которую меня стали запирать на весь день, когда Ма уходила. Туда меня запирали, и когда Ма сидела возле светлячка, который выжил после моего нападения. Туда меня запирали, и когда я находила, как развлечься самостоятельно. В общем, большая часть моей жизни теперь проходила взаперти.
Нужно ли рассказывать, что, сидя в клетке, я пронзительно выла в надежде, что Ма услышит, придет и выпустит меня?
А в те моменты, когда мне разрешалось свободно ходить по квартире, я всячески пыталась рассказать Ма, что мне очень плохо. И я не знала, почему она не замечала моих сообщений, ведь я оставляла их в лужах, которые делала прям ей под ноги. Ну невозможно же было такое не заметить!
Но она их почему-то не «читала». Сразу брала тряпку и начинала удалять. Сколько бы сигналов SOS я не оставляла, они все остались незамеченными. Что-то однозначно шло не так. Но что?
