Сенлин сунулся предплечьем в толпу, пытаясь ее раздвинуть. Его усилия были вознаграждены тем, что одна девочка с силой наступила ему пяткой на ногу. Он вскрикнул от боли, и литания комиссара прервалась. Фильтры противогаза завертелись и уставились на него. Паунд крикнул:
– Мистер Сенлин! Мистер Сенлин. Я так рад, что застиг вас. – От этих слов у него застыла кровь, и дети попятились. Его как будто выпихнули на сцену. – Я слышал, вы очень активно ведете заметки. Хорошо. Люблю скрупулезных ученых. Человеку, который сам принимает решения, можно доверять. Обработка закончена?
Сенлин кивнул с облегчением – его пока что не раскрыли.
– Солнце делает свое дело. Ваш Огьер почти очищен. – Он потер нос и несколько раз изящно им шмыгнул. – Это было утомительно для меня, но я набросал кое-какие отличные впечатления.
– Отличные впечатления! – повторил Паунд словно эхо и хлопнул указом, который читал, по груди замешкавшегося агента. Агент с неуклюжей поспешностью едва поймал бумаги, прежде чем они рассыпались. – Мне пришло в голову, что, возможно, интервью послужит хорошим костяком для вашей работы. Голые факты – такая скука. Мы с вами должны сесть и обсудить мои мысли о мире искусства.
– Да, действительно. Конечно, – нетерпеливо сказал Сенлин.
Минуты ускользали. А если Марии сейчас плохо? Если она заперта в комнате посреди Купален или сидит в ванне в Фонтане? Может, ему понадобятся часы, чтобы ее разыскать, даже если Огьер точно знает, где она находится. Ему придется рыскать по городу, как вору. Впрочем, он же и впрямь вор.
К облегчению Сенлина, Комиссар потерял интерес к разговору. Директор школы приготовился отвесить прощальный поклон, как вдруг полуголый смуглый бедолага, новоиспеченный ход, прыгнул сквозь агентов и схватил Сенлина за лацканы. Он сжал его в яростном объятии, впился пальцами в спину. Отвращение Сенлина было инстинктивным: он отвернулся и попытался просунуть руки между ними, но ход лишь сжал его крепче:
– Дружище, это же я!
Сенлин снова повернулся, чтобы взглянуть в широкое лицо мужчины, испещренное струйками пота и крови из порезов, которые на щеках и коже головы оставила неумолимая бритва.
Без королевской бороды и стальной гривы, Тарру теперь казался призраком, выволоченным на свет из склепа. Узнать его можно было только по сланцево-серым глазам и теплому баритону.
Сенлин тотчас же повернулся к комиссару:
– Комиссар Паунд, здесь какая-то ошибка. Это же Тарру! Он был в вашем доме две ночи назад.
– Я в точности так же удивлен, как вы, мистер Сенлин. Нет никакой ошибки; бухгалтерские книги не лгут. Он не платил по счетам больше месяца, но продолжал жить как шейх.
Сенлин подумал обо всех ужинах и бутылках, которые его друг купил для них двоих. Он был щедрым и проявлял в этом упорство.
– Ну, так он немного припозднился; я уверен, теперь он выплатит долги. – Сенлин схватил друга за крепкие плечи. – Не время осторожничать с собственным кошельком. Разберитесь с этим!
– Не могу, – сказал Тарру. Весь его юмор, все язвительное остроумие исчезли.
Сенлин заглянул Тарру в глаза и увидел человека, который превзошел унижение, отчаяние и страх. Внутри его вскрылось некое первозданное ядро. Тарру был вне себя от ярости.
Он внезапно зарычал поверх головы Сенлина, обращаясь к глазеющей толпе:
– Я предал себя и друзей. Я растолстел и от всего устал. – Тарру схватил себя за бока: его некогда мускулистый живот обмяк и заплыл жиром. – Я пил, плясал и барахтался в ванне, как дурак, но так и не обрел свободы. Я просто морочил голову самому себе! Теперь я выгляжу как тот, кем был уже много лет, – как раб. – Толпа побелела, когда Тарру в порыве гнева размазал кровь с выбритой головы по глазам. – У нас есть общество, но мы одиноки. У нас есть свет, но нет солнца. Башня высасывает нашу жизнь, давая нам лишь немного поводов, чтобы отвлечься и уныло сдохнуть. Не принимайте унылую кончину! Требуйте величественного, громоподобного финала!
В то время как ненависти и желчи в каждой фразе становилось все больше, мужчины и женщины, которые пялились на происходящее с вуайеристским удовольствием, вдруг сами оказались в центре внимания. Комиссар и его агенты наблюдали за собравшимися в поисках любого намека на симпатию или бунт. Зрители стояли неподвижно, словно испуганные кролики. Оказавшись в тени ястреба, они могли только моргать.