Это уже не имело значения. Ему не удалось убедить Комиссара отправить картину в порт. Теперь придется собрать всю смелость и сунуться в штаб-квартиру Бюро, которую Тарру описал как улей офисов, казарм, оружейных складов и темниц. Возможно, его шансы украсть картину были выше, пока она висела в особняке Комиссара. Теперь ничего не оставалось, кроме как двигаться дальше и надеяться на удачу.
Взяв себя в руки, Сенлин пошел к консьержу и попросил чистый лист бумаги. Консьерж, несколько недель назад отметивший Сенлина как бедного гостя, который давал соответствующие чаевые, предложил ему тонкий, пахнущий плесенью и помятый листок. Слишком взволнованный, чтобы протестовать, Сенлин взял бумагу и написал записку художнику.
Уважаемый О.,
мне нужна хорошая копия «Девочки». Принесите ее в кафе сегодня вечером.
Ваш,
С.
Он надеялся, что художник правильно все интерпретирует. Казалось разумным соблюдать осторожность. Он написал на сложенной записке адрес пропахшей духами квартиры Огьера и отдал консьержу для доставки. Консьерж был удивлен, получив шекель – достойные чаевые. Не время скупиться; Сенлин должен знать, что записку доставят. Консьерж подозвал молодого портье и отблагодарил Сенлина чопорным поклоном.
Редкий знак уважения, возможно, обрадовал бы Сенлина больше, не сократись его средства до последних шести шекелей. Он почти на мели. Когда ему в следующий раз повстречается Тарру, придется попросить взаймы, усугубив тот долг благодарности, что уже имеется.
В узком переулке на задворках Купален, под знаменами сохнущих отельных простыней пожилой уличный торговец сидел возле жалкой коллекции книг, разложенных на потертом ковре. Если Сенлин хотел выдать себя за художественного критика, ему нужно что-то, на чем можно писать.
Он попросил тетрадь, и ему предложили книгу в переплете из сыромятной кожи, грубовато сделанную, но крепкую. Первые десять страниц какой-то бедолага заполнил потугами сочинить романтические вирши. Сенлин выхватил взглядом несколько строк: «Гиппопотам слюной плюется прям на нашу лодочку. А на носу твой локон вьется, я курс держу на юбочку».
Он скривился и, заплатив продавцу два пенса за дневник, вырвал страницы со стихами.
Здание Таможни цеплялось к стене Купален, словно огромный моллюск. Его самые отдаленные угловые камни, каждый в два человеческих роста, сливались с известняковыми стенами башни. Бюро располагалось слишком далеко от ослепительных зеркальных шаров, и потому здесь царили вечные сумерки. Гранитная кладка потемнела от пятен сырости и заросла лишайником. Здание напомнило покрытую мхом главную башню старинного замка. В стенах были бойницы с тусклыми стеклами, а высоко над ними дозорные патрулировали крепостной вал. Агенты входили и выходили из главных дверей, у них на бедрах поблескивали черные смоляные дубинки. Опускающаяся решетка над арочным входом напоминала разверстую волчью пасть.
Он поправил ремень портфеля на плече и позволил себе перевести дух. Это надо сделать, ради Марии. Нужно притвориться храбрым.
Комиссар, верный слову, приготовился к визиту Сенлина. Агент, стоявший на возвышении из палисандрового дерева под уже знакомым черным знаменем, сразу узнал «профессора» и подозвал кадета, который орудовал метлой в вестибюле. Прыщавый юнец, одетый в бледно-голубую версию униформы таможенника, получил указание проводить Сенлина в солярий. Кадет щелкнул каблуками и резким взмахом руки отдал честь. Послушание юноши со стеклянными глазами показалось Сенлину трагичным; он уже видел, как сильно Таможенное бюро уважает молодежь. В его ночных кошмарах снова и снова повторялась та жуткая сцена, когда парнишке оторвали голову, словно вытащили пробку из бутылки.
Внутри белые стены Бюро заливал свет электрических лампочек, которые горели ярко, как тигли. На каждом углу были стойки с винтовками и саблями. Железные двери распахивались со скрежетом и захлопывались с лязганьем. Топот каблуков по каменному полу звучал как град. Сенлин не мог понять, что за далекие звуки он слышит: смех, перешедший в завывание, или вопли, свидетельствующие о мучениях. Он все еще не чувствовал себя храбрым. Он ощущал себя хрупким и маленьким, как кусочек мела.
