Восхождение Сенлина - страница 60

Шрифт
Интервал

стр.

Поза Красной Руки напоминала обезьянью. Каждая его мышца и каждое сухожилие стремились прижаться к земле. Он обошел вокруг парнишки, который теперь не умолкал от страха, все еще умоляя, чтобы ему позволили увидеться с матерью. Не успел никто и глазом моргнуть, как Красная Рука прыгнул на парня сзади. С поразительной ловкостью акробата он вскарабкался на спину приговоренному, встал ногами ему на плечи. Парень, пошатнувшись под неожиданным и несуразным весом Красной Руки, едва успел вскрикнуть, как палач нагнулся, взял его за челюсть, выпрямился – и голова красивого парня, оторвавшись от шеи, осталась у него в руках.

Взметнулся фонтан крови. Противоестественная башня из двух человек рухнула. Сенлин отвернулся слишком поздно, желудок у него скрутило, и его вырвало на ноги прачке.

Неподалеку от беседки несколько человек плавали на спине в блистающих водах искусственного озера.

Глава четвертая

Разговоры – унылый симптом пустой бальной книжки[2].

Популярный путеводитель по Вавилонской башне, IV.VII

Сенлин бродил по мерцающим улицам, загипнотизированный ужасным зрелищем. Он шел не бесцельно, хотя сам едва ли это осознавал. Он искал какой-то признак искупления, намек на то, что человеческие существа были способны не только на жуткие и насильственные поступки. Ему нужен был обнадеживающий довод, культурное достижение или художественный идеал. Поиски привели его к закрытым ставням концертного зала, и он несколько минут стоял, слушая бодрую игру струнного квинтета. Но то, что час назад прозвучало бы как мелодичный рефрен, теперь казалось легкомысленным пиликанием. Неисцеленный, он двинулся дальше и кружным путем добрался до романтической фрески, изображающей трех девушек, увенчанных лентами и первоцветами. Их лица выглядели одновременно экстатичными и невинными. Их руки и ноги были пухлыми, но невесомыми. Девы парили и улыбались, источая эротические флюиды, от которых он почувствовал себя несчастным и одиноким.

На тротуаре играла группа детей. Надеясь услышать какие-нибудь наивные слова, которые наполнили бы его тоской по оставшимся дома ученикам, Сенлин замедлил шаг, проходя мимо. Дети играли в классики на только что нарисованном игровом поле. Балансируя сперва на одной ноге, затем на другой, девчушка читала стишок. Сенлин никогда раньше его не слышал, и, как случается с такими малыми открытиями, новый для него и старый для мира стих как будто был написан специально к этому случаю:

Башня вверх растет, башня вниз растет,
А внутри у ней пустота.
Ход вверх идет, ход вниз идет,
В пустоту идет, тра-та-та.

Простой стишок повторялся снова и снова радостным голоском под ритмичные шлепки детских кожаных подошв. Сенлин заткнул ухо пальцем, не давая песне и ее болезненным образам закрепиться в памяти. Он ускорил шаг.


Он отправился на поиски Тарру, желая найти утешение в вине. Обнаружив друга в кафе «Риссо», Сенлин навязал ему свое общество. Он выпил из бокала Тарру, когда его собственный задержали, и с горячностью рассказал о казни, на которую попал. Слова лились из него, как будто он читал лекцию, которая грозила перейти в гневную проповедь.

– Как мы можем терпеть такую дикость? Я думал, башня – оплот морали, но что она мне показала? Пытки, фальшивое правосудие и публичные убийства. Чудовищные люди со светящимися кровавыми руками. Безумцы и бессовестные актеры. Это не сток человечества, а канализация! О, не смотрите на меня так, словно я заснул на уроке, Тарру. Вы же знаете, что я прав! – Сенлин грыз ногти, отрывисто стуча зубами.

– Хватит грызть ногти, – сказал Тарру.

– Я не грызу! Я их укорачиваю зубами, потому что потерял кусачки для ногтей вместе со всем остальным, – сказал Сенлин, беспомощно смахивая солнечные зайчики, которые вспыхнули на его лице. Он едва не открыл масштабы собственных потерь, но вынудил себя замолчать. – И лучше мои ногти, чем вашу голову.

Тарру отпрянул в притворном испуге, прикрывая лицо руками:

– Убереги меня небо от весенней уборки, которую устраивает чужая совесть! Не кипятитесь, директор. Я рад, что вы поупражнялись в праведности, но не забывайте: наша раса не отличается чистоплотностью, здравомыслием и гуманностью. Наши мысли не записаны ровными строчками, наши сердца не подчиняются уравнениям, а что касается совести… – она плохо учится на ошибках, описанных в учебниках истории. О, умерьте свой гнев! – Любой, кто забрел бы в их угол внутреннего дворика, никогда бы не подумал, что эти двое – друзья. – Вы упускаете из вида красоту и преувеличиваете зло.


стр.

Похожие книги