Почему они избегают ее, но спокойно следуют за Рандом? Морейн не раз задавалась этим вопросом. Ей мало что было известно об айильцах – какие-то обрывки. Айил охотно отвечали на вопросы – обо всем, кроме того, что ее действительно интересовало. Попытки выяснить больше ничего не дали, а с некоторых пор их пришлось оставить. Одну женщину, осведомительницу Морейн, нашли связанной и подвешенной за лодыжки на одном из бастионов на высоте четырехсот футов. После этого бедняжка не решалась подниматься выше первого этажа, и Морейн в конце концов отослала ее в деревню, чтобы та не напоминала ей о неудаче. Другой соглядатай – мужчина – попросту бесследно исчез.
Догнав Ранда, Морейн и Эгвейн пристроились по обе стороны от него, но юноша не замедлил шага. Он тоже глядел на них с настороженностью, но по-иному, не так, как айильцы, вдобавок в его взоре читалось явное раздражение.
– А я-то думал, что ты уехала, – сказал он, обращаясь к Эгвейн. – Вместе с Илэйн и Найнив. Зря ты не уехала с ними. Лучше уж быть в Танчико, чем… Зачем ты осталась?
– Я задержалась ненадолго, – ответила девушка. – Я собираюсь с Авиендой в Пустыню. В Руидин, учиться у Хранительниц Мудрости.
Когда Эгвейн помянула Пустыню, Ранд запнулся и глянул на нее с удивлением, но тут же выправился и зашагал дальше. Сейчас он казался собранным, пожалуй даже чересчур. Как плотно закрытый чайник – внутри все бурлит, а снаружи не видно.
– Помнишь, как мы купались в Мокром лесу? – неожиданно спросил он тихим голосом. – Я любил плавать в пруду на спине. Тогда мне казалось, что самое трудное дело на свете – пахота. Или стрижка овец – когда приходится работать от зари до зари и даже перекусить толком времени нет.
– А я терпеть не могла прясть, – отозвалась Эгвейн. – Когда без конца крутишь нитки, пальцы болеть начинают. По мне, мытье полов и то лучше.
– Зачем ты это сделал? – требовательным тоном спросила Морейн, не дав им окончательно погрузиться в воспоминания детства.
Ранд искоса взглянул на нее с дурашливой ухмылкой, под стать Мэту, и ответил:
– А что мне оставалось? Я ведь не мог повесить ее за попытку убить человека, который плел заговоры с целью убить меня. Разве не справедливо то, что я сделал? – Усмешка соскользнула с его лица. – Разве каждый мой шаг не есть воплощение справедливости? Скажем, Сунамон – он будет повешен, если не выполнит мой приказ. Он трижды заслужил смерть за то, что морил голодом своих крестьян, но наказан будет не за это. Ну разве я не мудрый владыка?
Эгвейн взяла его за руку, но Морейн не позволила юноше уйти в сторону:
– Ты прекрасно знаешь, что я не это имела в виду.
Он снова улыбнулся, но на сей раз одними губами – глаза оставались серьезными.
– Калландор. С ним я могу совершить все, что угодно. Все – я знаю это. Но знаю и то, что сейчас эта ноша мне не по плечу. Ты не понимаешь меня?
Морейн действительно не понимала и крайне досадовала на то, что Ранд догадался об этом. Она промолчала, и юноша продолжил:
– Вероятно, тебе поможет, если я скажу, что поступил точь-в-точь как гласят пророчества:
Он в самое сердце вонзает свой меч,
Затем чтоб сердца от измены сберечь.
Коснется ли кто рокового клинка,
Найдется ли тот, чья не дрогнет рука?
Видишь? Прямо из пророчества взято.
– Вижу, – сухо отозвалась Морейн. – Ты только об одном забыл. Калландором ты овладел во исполнение пророчества. Силы, оберегавшие его более трех тысячелетий, исчезли, и он более не Меч-Которого-Нельзя-Коснуться. Используя Силу, я и сама могу извлечь его из камня. Однако беда в том, что это под силу и любому из Отрекшихся. Что, если вернется Ланфир? Воспользоваться Калландором она, так же как и я, не сможет, но забрать его сумеет.
Морейн отметила, что Ранд никак не отреагировал на упоминание имени Ланфир. Почему? Потому что не боится ее – но коли так, он попросту глуп. Или на то есть иная причина?
– Ну а если Калландор возьмет Саммаэль, или Равин, или кто-то другой из мужчин-Отрекшихся? – продолжала Айз Седай. – Любой из них способен использовать его не хуже тебя. Подумай о противоборстве с могуществом, от которого ты так легко отказался. Подумай, насколько возрастет мощь Тени.
