– У меня найдется работенка и для менестреля, – послышался голос домоправительницы. – Праздность – худший из пороков.
Том повернулся – и довольно ловко, если принять во внимание больную ногу, – и отвесил ей глубокий поклон. Ростом домоправительница не доходила ему до плеча, но зато весила, наверное, вдвое больше. Лицо ее с двойным подбородком и глубоко посаженными, черными как угольки глазами напомнило Тому наковальню – этого впечатления не меняла и повязка, обмотанная вокруг головы.
– Доброго тебе утра, милостивая госпожа. Прими этот дар в честь зари нового дня. – Не прекращая жонглировать, он взмахнул рукой. Из рукава вылетел ярко-желтый цветок солнечника, лишь чуть помятый, и менестрель мгновенно заткнул его за повязку вокруг седых волос домоправительницы. Она тут же выдернула цветок и с подозрением уставилась на него. Том только того и ждал. Воспользовавшись ее замешательством, он, прихрамывая, припустил по коридору. Она что-то кричала ему вслед, но он не слушал ее и, конечно же, не остановился.
«Проклятущая особа, – подумал менестрель, – попадись ей троллок, она и его заставила бы мести коридоры».
Он зевнул так, что хрустнула челюсть, и прикрыл рот ладонью. Староват он для таких дел. Выбился из сил, колено болит так, что мочи нет. Бессонные ночи, битвы и заговоры – это уже не для него. Он постарел. Ему бы жить спокойно на какой-нибудь ферме. Возиться с цыплятами. На фермах всегда есть цыплята. И овцы. Пасти овец, надо думать, не такое уж трудное дело – сиди себе, развалясь, на травке да поигрывай на свирели. Ну, он-то, само собой, играл бы на арфе. Или на флейте – для арфы не всякая погода годится. Чудная жизнь, особенно если поблизости окажется городок с таверной, где можно развлекать гостей. Том взмахнул плащом, приветствуя проходивших мимо слуг. Плащ в такую жарищу он напялил лишь для того, чтобы все узнавали в нем менестреля. Завидя его, слуги подняли головы, видимо надеясь, что он задержится на минутку и чем-нибудь их позабавит. Тому это польстило. И все же, рассудил менестрель, в сельской жизни есть свои прелести. Надо только найти тихое местечко, чтобы никто не тревожил. Если поблизости будет городок, жить можно.
Он распахнул дверь в свою комнатушку и замер на месте. Морейн выпрямилась с таким видом, будто в том, что она рылась в бумагах на его столе, не было ничего особенного, и, расправив юбки, уселась на табурет. Красивая женщина – ничего не скажешь, в ней есть все, чего только может пожелать мужчина. «Дурак! Старый дурак! Она – Айз Седай, а ты слишком устал, и голова у тебя сейчас не варит».
– Доброе утро, Морейн Седай, – сказал он, вешая плащ на крюк.
Том старался не смотреть на шкатулку для письменных принадлежностей, так и стоявшую под столом. Не стоит привлекать к ней ее внимание. Да и проверять после ее ухода, не заглядывала ли она туда, нет никакого смысла. Айз Седай может открыть любой замок с помощью Силы и закрыть снова, не оставив никаких следов. К тому же он настолько измотан, что не в состоянии припомнить, оставил ли в шкатулке что-нибудь уличающее. Или где-нибудь еще. На первый взгляд все в комнате лежало на своих местах. Вряд ли он свалял дурака и оставил что-нибудь на виду – двери в комнатах для прислуги не имели запоров.
– Я бы предложил вам освежиться, – заметил Том, – но, боюсь, у меня нет ничего, кроме воды.
– Я не испытываю жажды, – отозвалась Морейн приятным, мелодичным голосом. Она наклонилась и коснулась его правого колена – комнатенка была настолько мала, что для этого ей не пришлось вставать. Холодок пробежал у него по коже. – Жаль, – продолжала Морейн, – что, когда это случилось, рядом с тобой не оказалось хорошей Целительницы. Боюсь, сейчас исцелять уже поздно.
– Тут не хватило бы и дюжины Целительниц. Это работа Получеловека.
– Я знаю, – ответила Морейн.
«Интересно, что еще она знает?» – призадумался Том. Он повернулся, чтобы вытащить из-за стола свой единственный стул, и едва сдержал восклицание: усталость как рукой сняло, будто после хорошего ночного сна, а вместе с ней исчезла и боль в колене. Хромота, правда, осталась, но теперь он мог двигаться гораздо свободнее, чем когда-либо с тех пор, как был ранен. «Она сняла боль, даже не спросив, хочу ли я этого. Чтоб мне сгореть, что ей нужно?» Том не стал разгибать ногу – раз Морейн ни о чем его не спрашивает, он не будет подавать виду, что почувствовал облегчение.
