– Свет! – воскликнул Перрин, не дослушав его. – Неужто об этом уже вся Твердыня знает? Если прослышала Морейн…
Гаул покачал головой:
– Ранд ал’Тор отвел меня в сторонку и рассказал об этом, но просил никому не говорить. Думаю, он говорил и еще кое с кем из наших, но не знаю, кто согласится пойти с тобой. Мы слишком долго пробыли по эту сторону Драконовой Стены, и многие тоскуют по Трехкратной земле.
– Ты хочешь пойти со мной? – удивился Перрин. Если с ним будет айилец… Все может обернуться иначе. О таком он и мечтать не смел. – Ранд просил тебя пойти со мной? В Двуречье?
Гаул снова покачал головой:
– Не просил. Просто сказал, что ты собрался в Двуречье и что там есть люди, которые задумали тебя убить. Вот я и решил пойти с тобой, если, конечно, ты не против.
– Я? Против? – Перрин чуть не расхохотался. – Да уж совсем не против – можешь не сомневаться. Прекрасно, через несколько часов мы уже вступим в Пути.
– В Пути? – Выражение лица Гаула не изменилось, но он моргнул.
– Это что-то меняет?
– Нет, Перрин. Смерть – удел всех людей.
Так-то оно так, подумал Перрин, но ответ неутешительный.
– Поверить не могу, что Ранд оказался таким бессердечным, – сказала Эгвейн, а Найнив добавила:
– Он даже не попытался остановить тебя.
Сидя на кровати Найнив, девушки делили золото, которое Морейн дала в дорогу Найнив с Илэйн. Каждой досталось по четыре толстых кожаных кошелька, которые они собирались припрятать в кармашки, специально пришитые под юбками. На поясе у каждой будет висеть другой кошелек, поменьше – чтобы не слишком привлекал внимание. Эгвейн брала с собой не так много денег, потому как в Пустыне от них не много проку.
Илэйн хмуро разглядывала два плотно увязанных узла, стоящих у двери, и лежавшую возле двери кожаную суму. В них была сложена вся одежда, которую необходимо взять в дорогу. Футляр с ножом и вилкой, гребень и расческа, иголки, булавки, нитки, наперсток, ножницы, мыло. Трутница и второй нож, поменьше того, что висел у нее на поясе… Перечитывать список не было смысла – все приготовлено. И главное, за пазухой у Илэйн спрятано каменное кольцо Эгвейн. Она была готова в дорогу. И ничто не могло ее задержать.
– Да, не пытался, – сказала Илэйн, гордясь тем, как спокойно прозвучал ее голос.
«Похоже, Ранд почувствовал облегчение. Облегчение! А я, словно последняя дурочка, открыла ему свое сердце в этом письме. Хорошо еще, что он распечатает его, только когда я уеду».
Найнив тронула ее за плечо, и Илэйн вздрогнула.
– А тебе хотелось, чтобы он попросил тебя остаться? Но ведь ты знаешь, каков был бы твой ответ.
Илэйн поджала губы:
– Конечно знаю. Но он как будто даже обрадовался – каково, а? – Она осеклась, поняв, что сказала больше, чем хотела.
Найнив взглянула на нее с пониманием:
– С мужчинами бывает нелегко.
– А мне до сих пор не верится, что он… – сердито пробурчала Эгвейн.
Но Илэйн так и не узнала, что же подруга имела в виду. Дверь распахнулась, и с такой силой, что ударилась о стену.
Илэйн мгновенно обняла саидар и почувствовала неловкость, когда на пороге показался Лан. Однако в следующий момент она решила, что коснулась Источника не напрасно. Страж, чья внушительная фигура загораживала дверной проем, был мрачнее тучи. Если бы его голубые глаза могли метать молнии, они испепелили бы Найнив на месте. Илэйн заметила, что свечение саидар окружало и Эгвейн.
Однако Лан уставился на Найнив, словно никого, кроме нее, в комнате не было.
– Ты дала мне понять, что возвращаешься в Тар Валон, а я и поверил, – рявкнул Страж.
– Если ты и поверил, – спокойно ответила Найнив, – я тут ни при чем, я тебе ничего подобного не говорила.
– Ничего не говорила? Она ничего не говорила! Ты говорила, что сегодня уедешь, и все время подчеркивала, что твой отъезд связан с отправкой в Башню этих приспешниц Темного. Все время! Что я, по-твоему, должен был думать?
– Но я ни словом не…
– Свет, женщина! – взревел Страж. – Нечего играть со мной словами!
Илэйн с Эгвейн обменялись встревоженными взглядами. Лан всегда отличался железной выдержкой, но сейчас он был близок к тому, чтобы сорваться. Найнив, напротив, не привыкла сдерживать свои чувства, однако держалась спокойно и невозмутимо и даже не теребила кончик косы – ладони остались лежать на зеленом шелке юбки. Взгляд ее был серьезным, голова – высоко поднятой.
