В коридорах Твердыни почти не осталось следов вчерашнего нападения – разве что кое-где еще висели рассеченные драпировки, то тут, то там попадался сундук, крышка которого была расколота ударом топора, а на плитах пола – там, где была оттерта кровь, виднелись светлые пятна. Домоправительница вконец загоняла подчиненную ей армию слуг; многие из них были перевязаны, но все равно мели, терли и наводили порядок в Твердыне. Видать, домоправительнице и самой досталось: голова ее была обмотана повязкой. Она ступала, тяжело опираясь на палку, но повсюду поспевала и твердым голосом раздавала приказы. Было ясно, что эта седовласая, ширококостная женщина не успокоится, пока не устранит малейшего напоминания о том, что врагу уже во второй раз удалось проникнуть в Твердыню. Увидев Перрина, она приветствовала его едва заметным реверансом. Впрочем, большего от нее не удостаивались и благородные лорды, даже когда она была в добром здравии. Несмотря на то что следы крови тщательно оттирались и отскабливались, Перрин продолжал ощущать ее слабеющий запах, заглушаемый ароматами воска, мастики и моющих составов: острый металлический привкус человеческой крови, зловоние крови троллоков и обжигающий ноздри едкий смрад – кровь мурддраала. Перрину не терпелось поскорее убраться отсюда.
Дверь в комнату Лойала имела добрый спан в ширину и более двух спанов в высоту, а слишком большая дверная ручка в виде переплетенной виноградной лозы находилась на уровне головы Перрина. В Твердыне было немало гостевых комнат, предназначенных специально для огиров, изредка посещавших Тир. Сама Твердыня была воздвигнута еще до знаменитых построек огир, но, когда требовалось что-то подправить, из престижа приглашали, пусть и нечасто, несравненных огирских каменных дел мастеров. Перрин постучал.
– Заходи, – послышался гулкий, как лавина, голос.
Юноша повернул ручку и вошел.
Огромная комната была вполне соразмерна дверям, но казалась почти обычной, поскольку посередине, на ковре с узором из листьев, с трубкой в зубах высился Лойал. Ростом он был выше любого троллока, разве что в плечах чуть поуже. Его темно-зеленый кафтан, застегнутый до талии, а ниже расклешенный, словно килт, спускавшийся до голенищ высоких, по бедро, сапог и прикрывающий широкие штаны, уже не казался Перрину чудным одеянием, но достаточно было бросить на огира один взгляд, чтобы понять: это не человек. Широченный нос делал его лицо похожим на звериное рыло, глаза под мохнатыми бровями были величиной с чайные блюдца, а огромные уши с кисточками на кончиках торчали из гривы свисавших почти до плеч жестких черных волос. При виде Перрина Лойал осклабился, открыв широкий – от уха до уха – рот.
– Доброе утро, Перрин, – прогромыхал он, вынув трубку изо рта. – Ну как, удалось выспаться? Надо думать, это было не так-то просто после вчерашнего. Я так полночи не спал, все сидел да записывал, что приключилось. – Перрин заметил, что в другой руке Лойал держит перо, а его толстые, как колбаски, пальцы в чернильных пятнах.
Повсюду – на крепких, под стать огирам, стульях, широченной кровати и высоченном, по грудь Перрину, столе лежали книги. Но юношу удивило вовсе не это, а обилие цветов в жилище огира. Цветы всех мыслимых сортов и оттенков, скрепленные лентами или шнурками, вазы, корзины, букеты, гирлянды и венки заполонили всю комнату – такого Перрин еще не видел. Цветочный аромат наполнял воздух, точно в саду. И тут юноша увидел, что на голове Лойала красуется здоровенная, размером с человеческий кулак, шишка, а при ходьбе огир припадает на одну ногу. Похоже, вчера Лойалу досталось – сможет ли он пуститься в дорогу?.. Перрин устыдился подобных мыслей, ведь огир был его другом, но и отступиться юноша не мог.
– Вижу, ты ранен, Лойал. Морейн могла бы Исцелить тебя. Уверен, она не откажется.
– Ничего страшного, это не мешает мне двигаться. К тому же сейчас в Твердыне и без меня хватает бедолаг, которые действительно нуждаются в помощи. Не стоит ее беспокоить. Видишь, я даже смог заняться своей работой. – Огир бросил взгляд на стол, где рядом с откупоренной бутылочкой чернил лежала раскрытая большая тетрадь в тканевом переплете. Большая для Перрина, разумеется; сам-то Лойал мог без труда засунуть ее в карман. – Надеюсь, я все записал верно, – продолжал огир, – хотя больше с чужих слов, потому как сам я мало что видел.