– У причала в Мауле стоит судно Ата’ан Миэйр, – сказала Морейн. – Гонщик. Нет кораблей быстрее них. Тебе же нужно быстроходное судно.
Найнив нехотя кивнула.
– Морейн, – спросила Илэйн, – а что теперь собирается делать Ранд? После этого нападения… Начнет ли он войну, которую вам угодно развязать?
– Я вовсе не хочу войны, – возразила Айз Седай. – Мне нужно лишь, чтобы он уцелел и смог сразиться в Тармон Гай’дон. А он обещал, что объявит свое решение завтра. – Айз Седай слегка нахмурилась. – Завтра и узнаем, утро вечера мудренее, – бросила она напоследок и, резко повернувшись, вышла из комнаты.
«Завтра, – думала Илэйн. – Как он отнесется к моим словам? Поймет ли меня? Должен понять».
И, решительно отказавшись гадать и размышлять о завтрашней встрече с Рандом, девушка вместе с Найнив и Эгвейн принялась обсуждать, что им нужно взять в дорогу.
В тот вечер в таверне все шло своим чередом, как и заведено в портовых кабачках Мауле. Мимо, по склону, прогромыхала подвода, груженная корзинами с гусями и фаянсовой посудой. Гул голосов то и дело заглушала музыка, которую исполняли на трех барабанах, двух цимбалах и смахивающем на здоровенную луковицу семсире, издававшем визгливые трели. Служанки, в темных, доходящих до лодыжек платьях с высоким горлом, с повязанными поверх коротенькими белыми передниками, с трудом протискивались между столами, держа над головами по нескольку глиняных кружек. Босоногие портовые грузчики в грубых кожаных жилетах сидели вперемежку с парнями в приталенных куртках-колетах и детинами в одних только мешковатых шароварах, подпоясанных широкими разноцветными кушаками. Порт был рядом, и потому в толпе то и дело мелькали чужеземные наряды. Высокие стоячие воротники северян и длинные отложные прибывших с запада. Серебряные цепочки на кафтанах, бубенчики на жилетах, кружева на рубахах. Сапоги до колена и высоченные ботфорты до бедра. На иных красовались ожерелья или серьги. У одного широкоплечего пузатого малого была раздвоенная рыжая борода, у другого, узколицего, – напомаженные и завитые усы, блестевшие в свете лампы. В трех углах таверны и на нескольких столах стучали, перекатываясь, кости, серебро под выкрики и смех быстро переходило из рук в руки.
Мэт сидел один, спиной к стене, так, чтобы можно было видеть двери, хотя смотрел он главным образом на не тронутую еще кружку с темным вином. Он близко не подходил к столам, где играли в кости, и ни разу не взглянул на лодыжки служанок. Таверна была битком набита, и кое-кто из посетителей в поисках местечка подходил к его столу, но, взглянув на лицо Мэта, пятился и втискивался на какую-нибудь другую лавку.
Обмакнув палец в вино, Мэт бесцельно чертил что-то на столе. Эти дураки и не представляют, что случилось в Твердыне сегодня вечером. Он слышал, как кто-то из тайренцев вскользь шепотком упомянул о каком-то происшествии и нервно рассмеялся. Они ничего не знали, да и не желали знать. Впрочем, он и сам чуть не пожалел, что узнал. Но нет, он хотел знать. Знать больше о том, что случилось. Обрывочные воспоминания возникали на миг и тут же исчезали в провалах памяти, так и не сложившись в единую картину.
Отдаленный шум схватки, эхом прокатившийся по коридору, заглушили шпалеры, висевшие на стенах. Трясущейся рукой Мэт вытащил нож из трупа Серого Человека. Серый Человек охотился за ним – это точно. Серые Люди не набрасываются на кого попало – они нацелены на жертву, как стрела из лука. Мэт повернулся и хотел бежать, но увидел, что на него наступает невесть откуда взявшийся мурддраал – гибкий, словно черная змея. Взгляд его безглазого бледного лица пронизывал до костей леденящим ужасом. Мэт с тридцати шагов метнул нож, метя туда, где должен был находиться глаз. С такого расстояния он в четырех случаях из пяти попадал в дырку в доске от выпавшего сучка размером не больше человеческого глаза.
Почти небрежно, не замедлив шага, мурддраал отбил летящий клинок неуловимым взмахом черного меча.
«Пришла твоя смерть, Трубящий в Рог», – прошелестел Исчезающий. Голос его, напоминавший шипение гадюки, предвещал гибель.