Воровка фруктов - страница 44

Шрифт
Интервал

стр.

Вот он-то и окрестил ее «воровкой фруктов». Так он крикнул в спину девчонке, которая стояла перед забором в надежде снова выбраться на свободу; тот, кто мог бы ее подсадить, был по другую сторону ограды или вообще уже давно смылся. «Эй ты, воровка фруктов!» Она медленно повернулась к нему и молча посмотрела на него большими глазами как на человека, который вмешивается совершенно не в свое дело. А когда он, изображая из себя рассерженного хозяина, рванул к ней, она сделала одну-единственную вещь: она взяла плод, который до того держала за черенок зубами, чтобы иметь свободными руки для перелезания через забор, и этими руками прижала плод к себе. Это был ее плод, не чужой, и уж точно не запретный. «Прихватить что-нибудь» означало для нее, правда, только применительно к фруктам, овощам и тому подобному, и когда она была ребенком, и позже, когда стала молодой женщиной, совершенно не то, что под этим обычно понимали другие.

Воровство, хищение, кража, грабеж были для воровки фруктов последним делом. Из всех злодеев она испытывала отвращение исключительно только по отношению к ворам. Разбойники, насильники, убийцы, массовые убийцы – это было совсем другое. Потаенная укромность, которая не имела ровным счетом ничего общего с потаенностью какого-нибудь уютного укромного уголка, притягивала ее к себе настолько, что это было похоже на пагубное пристрастие. А вот потаенная скрытность воровства, кражи, из-за одних только жестов, казалась ей самым омерзительным на свете. И как бы она сама себя ни убеждала, став свидетельницей мелкого воровства в супермаркете, что, дескать, это от большой нужды или что украденное, считай, ничего и не стоило: она презирала вора за его ухватку. Любительница кино, какой она была с незапамятных времен, она, посмотрев фильм «Карманник» Робера Брессона, на некоторое время разлюбила досточтимого режиссера за сцену с бандой карманников в метро или где-то еще, в которой показано, как воришки, стащив у пассажиров кошельки и проч., перекидывают их в немом танце от одного к другому, через весь вагон, пока украденное окончательно не исчезает, и все это представлено чуть ли не как образец элегантности и красоты. А когда в школе, в старших классах, у ее одноклассниц завелась мода сбиваться в стаю и ходить приворовывать по универмагам, она в один прекрасный день не смогла удержаться, чтобы не наградить одну из них, решившую похвастаться перед ней своей мелкой добычей, увесистой пощечиной, из разряда тех, что назывались тогда (а может быть, и сейчас?) смачной оплеухой. Каждое злодеяние причиняло боль, приносило страдания, каждое на свой лад. При этом воровство во многих случаях даже нельзя было назвать «злодеянием». Вполне возможно, что и вообще воровство как таковое нельзя назвать «злодеянием», и утверждение, будто обкрадывание приносит страдания, за редким исключением, есть большое преувеличение. Но почему же тогда воровство, как она это видела, как она это знала, так больно ранило, не только нанося обиду обворованному совершенно особым, только воровству свойственным мерзким образом, но и нарушая заповедь, существовавшую задолго до библейской или какой другой.

Ее же воровство фруктов было чем-то совершенно иным. Оно совершалось под знаком безнаказанности и, кроме того, было благодатным. И подобающим. И прекрасным. Образцово прекрасным. Конечно, спору нет: то, чем она занималась, относилось к «кривым делишкам». Но и это выражение имело для нее свой особый смысл, отличный от общепринятого. Все, что было, пусть немного, кривоватым, казалось ей по-домашнему родным, и она угадывала потаенную укромность, к которой ее так безудержно тянуло, особенно в разных кривых предметах, попадавшихся ей на глаза, – в кривой иголке, кривом карандаше, в кривом гвозде. Такой будет дольше держаться.

Будь ее воля, все перешли бы только на производство кривых вещей. Значит, она была против прямых углов и прочего в том же роде? Да, но еще больше ей было противно все круглое, шары, круги, кольцевые орнаменты, спирали. Ей хотелось, чтобы все было по ее? Еще как хотелось. Или, точнее, ей хотелось этого время от времени, в духе по-своему понятой песни «Time after Time»


стр.

Похожие книги