Волшебные яблоки - страница 9
Так ведь не оценил же никто! Мама дома ремнем выдрала, а вожатая… Даже рассказывать неприятно. «Ты, — говорит, — Сеня, просто предатель…»
Но я тоже знаю, что ответить! Я ей говорю:
— Вот вы меня ругаете, а Смирнова не ругаете, хотя сами учили нас «правде искусства», а какая же правда, когда никакого звонка не было, а ваш Смирнов говорит: «Ой, звонок…»?
Вожатая даже за голову схватилась. Ну, понятное дело, со сцены я ушел. Я ж говорю — человек я исключительный. Мне к исключениям не привыкать.
Потом я в кружок кройки и шитья пошел. Но про это даже рассказывать неинтересно: сиди с девчонками, да всякие швы «козликом» и «крестиком» вышивай. Оттуда меня даже исключить не успели, я сам ушел.
Да, тяжело быть исключительным человеком! Дружить со мной никто не хочет, каждый думает, что я хуже его, даже самые распоследние двоечники и второгодники нос перед тобой задирают, ударить да толкнуть норовят.
А я драться терпеть ненавижу. Ну, если только щипну кого.
А мне-то как раз драться нужно уметь. Вот и подумал я: хватит заниматься искусством, не пойти ли в спортивную школу и не заняться ли боксом?
Ну, пришел я туда. Кружком руководил молодой, красивый и сильный Иван Николаевич. Очень он мне понравился: сразу видно — добрый и веселый. Вы, наверное, за меня обрадовались, что наконец-то я хорошего человека встретил, тем более, что я ему тоже, вроде, понравился.
— Да ты же богатырь, — сказал он, — да у тебя же мускулы, как у Юрия Власова, да я же из тебя чемпиона выращу!
Обрадовался я так, что и рассказать не могу. Вот, думаю, наконец-то и меня поняли, оценили. Да, как видно, напрасно я обрадовался.
Тут уж слушайте все по порядку, потому что никак я не могу понять, за что из бокса-то меня исключили, ведь я делал все правильно, честное слово!
Вот как было дело.
Собрал Иван Николаевич свою боксерскую группу, поставил меня перед строем и сказал:
— Вот, ребята, новенький! Зовут его Сеней, прошу любить и жаловать. Мальчик он сильный, принимайте его в свои товарищи!
Но тут вылез Витька-Длинный (он в нашем доме живет) и говорит:
— Иван Николаевич! Я не ябеда, я перед всеми говорю: Сеня плохой человек! Нельзя его драться учить, плохой он человек.
Вы представляете, еще говорит, что не ябеда! А ведь в одном доме живем! Вот ведь до чего вредные бывают люди!
— Хулиган, что ли? — спросил Иван Николаевич.
— Хуже! — сказал Длинный.
Вот уж сказанул так сказанул! Разве бывает кто-нибудь хуже хулиганов?
— Ну, так ты ему, Витя, объясни наши правила, — сказал Иван Николаевич.
— Не буду я ему объяснять! — буркнул Витька.
— Что-то ты мне не нравишься сегодня, Витя. Нехорошо так дурно думать о людях.
— Я сказал, что думаю. Я честно сказал, при всех…
Иван Николаевич только плечами пожал.
— Тогда пусть Володя Петров скажет наши правила!
Из строя вышагнул какой-то коротышка и торжественно завопил:
— Мы! Не должны! Применять! Свою! Силу! Там! Где! Люди! Слабее! Нас! Мы! Не должны! Драться! Научившись боксу! Научись! Быть! Добрым!
— Понял? — спросил меня Иван Николаевич.
Хоть этот коротышка и вопил как резаный, у меня даже в ушах зазвенело, но я, конечно, понял, что драться им тут просто так запрещают. Пожалуйста, я и сам не люблю драться, потому что не умею. А когда научусь, так уйду из бокса и такого всем покажу…
Ну, а главная история произошла в воскресенье. Вышел я во двор погулять, никого из ребят там не было, так что бояться мне нечего, сел на лавочку, дышу воздухом. Вдруг из соседнего двора заходит в наш один хулиган и говорит мне:
— Что-то мне твоя рожа не нравится.
— А меня она вполне устраивает, — отвечаю.
— Ишь ты, «устраивает»! Слова-то какие умные знаешь! Давай лучше на кулаках поговорим.
— Не могу, — отвечаю, — нам в боксе просто так драться запрещают.
Он посмотрел на меня с недоверием.
— А ну, покажи прием!
А какой я могу прием показать, если только один раз на занятиях был. Но чувствую, что говорить об этом нельзя, иначе он меня отлупит и спасибо не скажет.
— Не могу, — отвечаю, — как начну показывать — покалечу. Я тут одного чуть насмерть не убил, пока показывал.
Хулиган посмотрел на меня с уважением.
