В ответ я услышал слова сладкие, как мед:
– О, я тоже тебя люблю, малыш, но ты вовсе не рано. Уже середина дня. Ты, наверное, перевел часы не в ту сторону.
– Правда? – переспросил я. – Гм-м… ладно. Я действительно по тебе сильно скучаю. Ты даже не представляешь себе, как.
– Ах, как это сладко звучит, – приторным тоном протянула Герцогиня. – Мы с Ченни так хотели бы, чтобы ты был с нами дома. Когда ты вернешься, любовь моя?
– Как только смогу. Завтра я лечу в Лондон, повидаться с теткой Патрицией.
– Правда? – переспросила Герцогиня, несколько озадаченная. – А зачем тебе, собственно, видеться с теткой Патрицией?
Внезапно я подумал, что не надо бы обсуждать все это по телефону – тем более что я втягиваю любимую тетку моей жены в аферу по отмыванию денег. Но я отбросил эти тревожные мысли и сказал:
– Нет, нет, я не так выразился. У меня кое-какое дело в Лондоне, вот я и решил остановиться у тетки Патриции. Приглашу ее пообедать…
– О, передавай тетушке привет от меня, ладно, милый? – проворковала счастливая Герцогиня.
– Обязательно передам, крошка, – сказал я и добавил после короткой паузы: – Радость моя…
– Что, милый?
– Прости меня за все, – выговорил я с тяжелым вздохом.
– За что, милый? За что ты просишь у меня прощения?
– За все, родная. Ты понимаешь, о чем я говорю. Ты знаешь, я спустил в унитаз весь кваалюд и не принимал его ни разу с тех пор, как вышел из самолета.
– Правда? А как твоя спина?
– Так себе, крошка; она действительно сильно болит. Даже не знаю, как быть. Не знаю, что еще можно предпринять. После последней операции стало только хуже. Теперь она болит весь день напролет и ночью тоже. Я уже ни в чем не уверен. Когда вернусь в Штаты, съезжу к тому доктору во Флориду.
– Все пройдет, любовь моя. Вот увидишь. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?
– Да, – соврал я. – Знаю. А я люблю тебя в два раза сильнее. Вот увидишь, каким примерным мужем я буду, когда вернусь домой.
– Ты и так хороший. А теперь иди спать, малыш, и возвращайся домой живым и здоровым, как только сможешь, хорошо?
– Да, милая. Я люблю тебя сильно-сильно! – я повесил трубку, снова лег на кровать и стал большим пальцем растирать внутреннюю сторону левой ноги, пытаясь определить место, из которого растекается боль. Но найти его я не смог. Боль возникала словно из ниоткуда, но она была везде. Она блуждала по всему моему телу. Я глубоко вздохнул и попытался расслабиться и не думать о боли.
Даже не сознавая этого, я начал молиться про себя: пусть ясное голубое небо внезапно разразится вспышкой молнии и убьет псину моей жены. Нога не проходила, но джетлаг в конце концов взял верх над болью, и я заснул.
Аэропорт Хитроу! Лондон! Это был один из любимейших моих городов во всем мире, невзирая на погоду, еду и сервис: погода была худшей в Европе, еда была худшей в Европе, и сервис тоже был худшим в Европе. Тем не менее британцев было за что любить или если уж не любить, то хотя бы уважать. Ведь не всякой стране величиной со штат Огайо и несколькими миллиардами фунтов грязного зольного угля вместо сырьевых ресурсов удается доминировать на планете больше двух столетий.
А как было не восхищаться поразительной способностью отдельных избранных британцев увековечить самое продолжительное в истории человечества мошенничество, а именно – королевскую власть! Это было самое выдающееся жульничество на все времена, и королевские особы Британии были в нем настоящие мастера. Просто уму непостижимо, как тридцать миллионов трудящихся могут поклоняться горстке посредственностей и внимать каждому их слову и жесту в благоговейном страхе и изумлении. А еще более непостижимо, что эти тридцать миллионов разъезжают по миру, гордо именуя себя «королевскими подданными».
Впрочем, на самом деле мне все это было по барабану. Для меня имело значение только то, что тетка Патриция родилась в самом сердце достославных Британских островов. И для меня она была самым ценным природным богатством Великой Британии. Совсем скоро мне предстояло увидеть ее снова, стоило только пройти таможню.
Когда только шасси шестиместного «Лирджета-55» коснулись бетона Хитроу, я сказал Дэнни – достаточно громко для того, чтобы быть услышанным в реве двух реактивных двигателей «Пратт-энд-Уитни»:
