Но ведь какая это была гениальная идея – приберечь кокс до двух часов утра! Вечеринка бы вышла что надо… а тут эта долбаная мебель! Ну, мать твою, держитесь! Опустившись на колени, я принялся за дело. Забыв обо всем на свете, я методично продвигался вперед, кромсая в клочья все, что попадалось мне под руку, вплоть до обивки кресел и стульев. Скотт с Дэйвом замерли на месте, в ужасе глядя на меня во все глаза.
И тут меня точно обухом по лбу ударило – ну, конечно, как же я сразу не сообразил! Кокс же наверняка спрятан в ковре! Я уставился на темно-серый ковер. Интересно, сколько стоит эта штука? Сто тысяч? Может, двести? Мать твою, с какой же непостижимой легкостью она тратит
моиденьги! Я принялся, словно одержимый, полосовать ковер ножом.
Прошла минута… ничего! Усевшись на корточки, я окинул взглядом гостиную. От нее практически ничего не осталось. И тут на глаза мне попался бронзовый торшер – огромный, в человеческий рост. Бросившись к нему, я схватил торшер обеими руками и принялся со свистом вращать его над головой, словно скандинавский бог Тор, замахивающийся своим боевым молотом. А потом запустил его в камин. БАБАХ! Снова схватив нож, я победно поднял его над головой.
И тут в гостиную вбежала Герцогиня, одетая лишь в коротенькую ночную сорочку. Она была в ванной и, конечно, услышала этот дикий грохот. Я мимоходом отметил, что прическа у нее, как всегда, безупречна – впрочем, и ножки тоже. Итак, значит, снова пытаемся манипулировать мною? Снова пытаемся заставить меня плясать под свою дудку? Раньше это работало, но только не сейчас. Теперь я начеку. Теперь я гораздо, гораздо умнее!
– О боже! – закричала Герцогиня. – Прекрати сейчас же! Зачем ты все это устроил?
– Зачем? – прорычал я сквозь сведенные судорогой челюсти. – Хочешь знать,
зачем, мать твою? Затем, что я гребаный Джеймс Бонд, мать твою! И я ищу секретную микропленку!
Вот зачем!
У Герцогини отвалилась челюсть. Она в ужасе смотрела на меня.
– Ты болен, – беззвучно прошептала она наконец. – Тебе нужна помощь.
От этих слов я пришел в ярость.
– А не пошла бы ты, Надин? Кто ты такая, мать твою, чтобы решать, болен я или не болен? Хочешь дать мне по морде? Валяй, попробуй!
И тут… вдруг… жуткая боль в спине!Кто-то с размаху толкнул меня на ковер. Жуткая боль в руке!
– О, черт! – завопил я, извернулся, взглянул назад – и увидел, что Дэйв Билл сидит на мне верхом и выворачивает мне руку. Мясницкий нож со звоном упал на остатки ковра. Билл повернулся к Надин.
– Идите к себе, – хладнокровно сказал он. – Я о нем позабочусь. Все будет хорошо.
Надин унеслась в спальню и с грохотом захлопнула дверь. Через минуту я услышал, как в замке повернулся ключ.
Дэйв по-прежнему сидел на мне верхом. Я кое-как повернулся, наши глаза встретились, и я попытался улыбнуться.
– Все в порядке, – пробормотал я. – Можешь слезть с меня. Я просто пошутил. Честно, я бы и пальцем ее не тронул. Просто хотел показать, кто тут хозяин.
Но Дэйв, не обращая на мои слова никакого внимания и по-прежнему заломив мне руку за спину своей здоровенной лапищей, потащил меня к единственному уцелевшему стулу. Усадил меня, а потом бросил Скотту:
– Живо за ксанаксом.
Последнее, что я помню, это как Дэйв засовывает мне в рот две таблетки ксанакса.
Проснулся я среди ночи – следующей ночи. Почему-то я вновь был у себя в кабинете в Олд-Бруквилле – снова сидел за своим письменным столом красного дерева. Как я туда попал, не знаю, помню только, как поблагодарил Дневного Рокко. Это ведь Дневной Рокко извлек меня тогда из машины – ну в тот раз, когда я врезался в каменный столб собственного забора. Или это был Ночной Рокко?.. Да какая, мать твою, разница? Они оба подчиняются Бо, а Бо подчиняется мне… но Герцогиня не удостаивает вниманием ни того ни другого – стало быть, они не могут быть участниками заговора, который она тут задумала… Но мне все равно следует быть начеку.
«Ну, и где эта Скорбная Герцогиня?» –подумал я. После сцены с ножом я ее еще не видел. Она была дома – но при этом явно старалась не попадаться мне на глаза… она пряталась от меня! Может, отсиживается в спальне? Впрочем, неважно. Главное – это дети; ведь я хороший отец. Именно таким меня и запомнят:
