В здании Академии Кетуре нравилось абсолютно все – и виноградная лоза, оплетающая его до высоты двадцати футов,[44] и ориентировка пирамиды на древнее расположение звезды Тубан, и вода озера, чистая настолько, что иной раз вечерами было трудно определить ту границу, на которой холодный зимний воздух соприкасался с ледяной поверхностью. Это было лучшее сочетание дикости и пристанища, которое она встречала в своей суровой стране – идеальный сплав функциональности и формы. На самой вершине здания стояла огромная металлическая конструкция, ярко загорающаяся в свете солнечных лучей и неуязвимая для туч, – холодный серебряный глаз.
Пройдя по мосту (что едва ли было необходимо в это время года, поскольку во́ды озера со всех сторон сковало льдом), Кетура покровительственно улыбнулась паре берсеркеров, охранявших вход. Это была стража Академии, которую твердо учили распознавать мантии историков в любом состоянии – даже если берсеркеры впадали в буйство. Тем не менее решение доверить охрану Академии самым неуправляемым воинам Кетуре всегда казалось нелепым.
Она прошла мимо берсеркеров в открытую каменную арку, увенчанную высеченным из камня ангелом с распростертыми крыльями и огромными паукообразными руками, вступила в разверстую пасть Академии и оказалась внутри холодного зала, похожего на пещеру. Внутренние стены, изобиловавшие нишами, были оплетены точно такой же виноградной лозой, как наружные. В три стороны разбегались коридоры, а в центре зала находилась женщина, одетая в плотную, кремового цвета мантию служительницы. Женщина сидела на коленях перед небольшим костром, горящим в углублении на полу. Дым от костра уходил через отверстие в потолке, рядом стоял почерневший медный котел, наполовину заполненный бурлящей водой.
Хотя голова служительницы была скрыта капюшоном, но осанка ее показалась Кетуре знакомой.
– Зигрид?
Служительница посмотрела на нее, и Кетура увидела под капюшоном светло-серые глаза жены Грея, из которых будто исходил солнечный свет.
– Кетура.
Зигрид встала и улыбнулась Кетуре своей странной улыбкой – сузив глаза и слегка приподняв уголки губ. Две женщины обнялись над костром.
– Ты здесь, чтобы увидеть Главную Хранительницу Истории?
– Да. Я предупредила, что приду. Не знаешь, где ее найти? – спросила Кетура.
– Можно подождать прямо здесь, она скоро появится. Раздели пока со мной огонь.
Зигрид показала на пустой пол, и обе женщины опустились на колени. Кетура села слишком близко – так, что ее колени ощутили жар. Пришлось слегка отодвинуться. Зигрид улыбнулась, хотя на самом деле это не было улыбкой, взяла медный котелок, налила кипятка на веточку сосны, уложенную в деревянную чашу, и подала ее Кетуре. Та приняла чашу с легким поклоном и отставила в сторону, чтобы дать отвару настояться и остыть. В Академии, как известно, было холодно в любое время года. Поэтому и служительницы и историки всегда носили плотные теплые мантии. Учитывая туманный морозный день, Кетура быстро озябла – даже несмотря на костер.
– Я знала, что ты придешь, – сказала Зигрид, заварив вторую чашку с хвоей для себя и отставив ее в сторону так же, как Кетура. – Поэтому вызвалась сегодня побыть привратницей. Для чего тебе понадобилась Главная Хранительница?
– Я хочу услышать одну песнь. К тому же мне хотелось бы надеть мантию служительницы. Ты уже выбрала себе келью?
Кельей называлась тройка историков во главе со старшей, которая специализировалась на каком-либо отрезке истории, каждый из которых охватывал четыреста тридцать один год.
– Пока мне нравится быть служительницей, но, возможно, однажды я захочу надеть мантию полноценного историка. – Зигрид немного помолчала. – Хотя и не уверена, что когда-нибудь буду готова добровольно отказаться от брака. Возможно, это недостойный мотив, но, скорее всего, я присоединюсь к келье только тогда, когда мне понадобится утешение.
Чтобы стать полноправным членом кельи и таким образом отождествить себя с памятью Черной Страны, женщине приходилось отказываться от замужества и навсегда поселяться в стенах Академии. Она становилась частью самой страны – слишком драгоценной, чтобы рисковать собой; и слишком важной, чтобы подвергаться влиянию мужа или кого-то еще, кто живет за пределами Академии. Зигрид имела в виду, что станет вести такой суровый и аскетичный образ жизни только в том случае, если Грея убьют в бою. Для тех, кто служил в Священной Гвардии, такой исход был практически неизбежен.
