– Козырь для переговоров, – ответил Белламус. – Его Величество на месте?
Белламус указал на дверь в задней части зала, которую охраняли два королевских стражника.
– Разумеется, – ответил граф Ситон. – Но настроение у него переменчиво. Не забудьте голову, когда будете уходить.
Белламус пошел мимо графа, стараясь смотреть только на дверь. Он не хотел встречаться взглядами с другими придворными, молча наблюдавшими за ним. Немного в стороне от группы дворян стояла королева Арамилла, взглянувшая на него холодно, когда он проходил мимо. Белламус посмотрел на нее и быстро подмигнул – так, чтобы никто не заметил. Она, конечно, не ответила, но повернулась, чтобы проводить его взглядом.
– Я сделала все, что могла, – прошептала она ему вслед.
Наконец он достиг двери, потянул за ручку и проскользнул во мрак. Эта комната была намного меньше, чем зал, на полу лежали оленьи шкуры, а слева в стену был встроен камин. Комната освещалась этим камином и одиноким оконцем, проделанным в противоположной стене. Воздух дрожал от мягких звуков невидимой арфы. Прямо напротив Белламуса возвышался помост, по обе стороны от которого стояли слуги. Один из них был необыкновенно высок. Так высок, что Белламус моргнул и смотрел несколько секунд на скрытую в тени фигуру. Этот человек никак не мог быть сатрианцем.
На помосте находился дубовый трон, затейливо украшенный резьбой и усеянный пятнами, похожими на капли засохшей крови. Рядом с ним стоял пухлый епископ – с фиолетовым лицом и в такого же цвета рясе, – а на троне сидел сам король Осберт.
Король был толст и бородат (вот чем объяснялось заросшее состояние подбородков его придворных!). Нос – широк и приплюснут, щеки розовые, как у херувима. Взгляд, которым король одарил Белламуса, исходил из-под пары впечатляющих бровей – абсолютно черных, заканчивающихся с боков могучими косматыми крыльями. Брови делали его похожим на сову, и Белламус часто думал про себя, что королевские брови делают больше для правления королевством, чем все остальное, вместе взятое. Хотя в последний раз мечом король Осберт замахивался много лет назад, в его привычках все еще оставалось что-то военное. Например, Белламус никогда не видел короля без шлема с золотым ободом, надетого на голову, а рядом с его троном всегда стоял отполированный меч без ножен. На шее короля покоилась золотая цепь, сам он был облачен в одеяние из темной косматой медвежьей шкуры, носить которое в натопленной комнате, вероятно, было очень жарко.
Белламус проигнорировал слуг, стоявших у трона, и преклонил колени перед королем Осбертом, сидевшим с закрытыми глазами, откинувшись на спинку.
– Ваше Величество, – произнес Белламус.
– Теперь другую, – прогромыхал король таким глубоким и значительным голосом, что это прозвучало даже смешно.
Арфа ненадолго умолкла, после чего полилась новая мелодия.
– Великолепно! – сказал король со вздохом, все еще не открывая глаз.
– Эта музыка, Ваше Величество… – подобострастно заговорил епископ.
– Я знаю, что это музыка! – огрызнулся король.
Белламус опустил голову пониже, чтобы скрыть ухмылку.
– Великолепно! – повторил король.
Несколько секунд он тихо напевал мелодию, шевеля пальцами – как бы дергая за воображаемые струны.
– Надо расставить арфистов на улицах, – вновь заговорил он. – Думаю, это немного оживит город. Мой добрый народ забудет о наводнениях, штормах и об угрозе с севера, пока будет играть эта прекрасная музыка. Я всегда верил в живительную силу искусства!
Белламус сомневался в том, что разрушенные дома можно восстановить звуками арфы. Но король все еще игнорировал его и продолжал рассуждать мелодичным голосом так, словно рассказывал сказку:
– Такова моя великая мечта: я верю, что в моей стране когда-нибудь арфистов будет больше, чем мечников.
– Воистину так, Ваше Величество! – сказал епископ.
– В которой арфистов будет больше, чем мечников, – повторил король. – Эта музыка – словно подарок небес…
Он открыл наконец глаза и посмотрел прямо на Белламуса.
– Белламус Сафинимский! – Король наклонился вперед и облизнул губы, словно кот перед упитанной мышью, которую он намеревался немедленно сожрать. Затем снисходительно улыбнулся и доброжелательно склонил голову вбок. – Ниспослал ли Бог анакимам дар музыки?
