— Доброе утро, моя девочка! Встаешь все раньше и раньше! Солнце недавно взошло, но мы уже закончили с проклейкой!
Бумажных дел мастер старался держаться молодцом и говорить уверенно и весело.
— Папа, не надо этой комедии! Я прекрасно знаю, что ты расстроен. Налей себе горячего кофе, он стоит на печи. И после обеда тебе хорошо бы отдохнуть!
Колен нахмурился, обескураженный тем, как легко дочка его раскусила.
— Я не собираюсь вешаться, Клеретт! Да, корабль тонет, но я по-прежнему капитан! И буду сражаться до конца, чтобы спасти своих людей.
Он нервно улыбнулся, погладил ее по щеке.
— Так пишут в книжках, которые ты очень любишь? Да, моя девочка, я тоже иногда читаю. По воскресеньям, после обеда, часок-другой приятно посидеть с книгой.
Судьбе было угодно, чтобы этими словами бумажных дел мастер уязвил Клер в самое сердце. Она вспомнила, как при малейшей оказии он дарил ей книги в твердом переплете, купленные в Ангулеме. С годами этажерка, которую смастерил рабочий с мельницы, заполнилась романами с золотым обрезом. А еще — как хорошо они с отцом понимали друг друга, объединенные общей любовью к прекрасному.
— Папочка, — прошептала она, — что с нами случилось? Раньше мы жили так счастливо!
И на первое причастие ты сделал мне прекрасный подарок — поэтический цикл «Легенда веков» Виктора Гюго. Помнишь, как мама была недовольна? Она ведь не знала, что книги отпечатаны на нашей бумаге! А ты был так горд, так радовался!
Клер умолкла, глотая слезы. В этот момент Ортанс стукнула в пол тростью, с которой теперь не расставалась. Со второго этажа послышалось ее ворчание:
— Принеси мне цикория, Клер! Пить хочется!
— Папа! Почему мама хоть изредка не встает? — с упреком спросила девушка. — При том, что раньше мы с Этьенеттой без ее одобрения шагу не могли ступить!
Колен наклонился и поцеловал дочку в лоб.
— Не сердись на нее, Клеретт! Ей так хочется подарить мне сына! Будь умницей, моя хорошая.
Во двор въехала повозка, запряженная длинноухим рыжим мулом. Она принадлежала матери Этьенетты — местной молочнице, крепкой сорокалетней женщине. На повозке, постукивая друг о друга, ехали три металлических бидона.
— Молоко! — воскликнула Клер. — Уже бегу!
И она выскочила во двор. Проводив ее взглядом, Колен пошел к мельнице. Про себя он твердил, что жизнь продолжается, несмотря ни на что.
К трем пополудни Клер была готова к отъезду. Под встревоженным взглядом Бертий она надела соломенную шляпку с красивой красной лентой. Увечная предпочла остаться в кровати, потому что на улице было, по ее мнению, слишком жарко.
— Я уже запрягла Рокетту, принцесса, так что надо поспешить! Я попросила Фолле за нею присмотреть.
— Сейчас самое солнце, ты испортишь цвет лица, — проговорила Бертий, с трудом сдерживая слезы.
— Мне все равно. Буду похожа на цыганку! Не переживай так, Бертий! Я за себя постоять умею!
Решение было принято. И не одно, а два — когда Клер узнала историю Катрин.
— А когда вернусь, постараюсь сбегать в Пещеру фей. Я уже предупредила папу, что хочу побыть в одиночестве и все обдумать, а еще — повидаться с Базилем. Не знаю, поверил он мне или нет… До скорого, моя принцесса!
Послав кузине воздушный поцелуй, Клер спустилась по лестнице. Ортанс, скорее всего, спала
— из ее комнаты не доносилось ни звука.
«Лишь бы мама не проснулась!» — подумала девушка.
На улице она вздохнула свободнее. Стоя возле коляски, с травинкой в уголке рта, Фолле держал поводья.
Он с восторгом посмотрел на хозяйскую дочь.
— Вы сегодня красотка, мамзель Клер!
— Спасибо, — отвечала девушка и, чуть смутившись, уставилась на гриву своей лошадки.
Приободрилась Клер, только выехав за ворота. Рокетта пошла неспешной рысью. Вся в пятнах света и тени, дорога была пустынна. На соседнем лугу еще косили. Мычали волы, которых, вероятно, одолевала мошкара. Было очень жарко.
— Прибавь шагу, ленивица! — прикрикнула на кобылу Клер.
Она даже не глянула на дом Базиля, когда проезжала мимо.
* * *
Фредерик развалился на элегантном диванчике, обитом цветастым атласом, на котором когда-то любила отдыхать его мать, и, жмурясь, курил сигару. Непричесанный, в рубашке с пятнами пота, хозяин Понриана даже сапоги снять не удосужился. Рядом, на красивом круглом столике, стояла бутылка коньяка. После легкого завтрака он наливал себе уже дважды. И ему было очень одиноко.
