— Иди и скажи мсье, чтобы пришел и пообедал тут, со мной! Эта традиция садиться за стол с рабочими мне не нравится. Надо же и мне хоть с кем-то поговорить! А потом сваришь мне кофе.
Юная служанка выскочила за дверь. Она была в набитых соломой сабо, так что серая дворовая грязь (всю ночь шел дождь) ее вовсе не пугала. Раймонда нарадоваться не могла, что ее взяли служить на мельницу, которая представлялась ей обиталищем зажиточным и уютным.
Бертий терпеть не могла Этьенетту, и эта неприязнь окрепла, когда та, родив сына, стала строить из себя барыню. В конце лета она наняла в прислуги младшую сестру Катрин, память о которой в деревне была еще жива. Девушку ей присоветовала Клер, которая с некоторых пор на мельницу приезжала редко. И если бывшая возлюбленная Фредерика Жиро, умершая от выкидыша, запомнилась односельчанам живостью нрава, бойкостью и общительностью, то Раймонду любили за ее доброту и серьезность. Она окончила начальную школу с хорошими отметками, и Бертий давала ей почитать книги, не опасаясь, что получит их назад запятнанными или с потрепанными уголками.
Шаги на лестнице заставили Бертий обернуться. Этьенетта спускалась с ребенком на руках. Мальчик, пухленький и рослый, в свои год и три месяца еще не ходил. Женщины обменялись ненавидящими взглядами. За два дня до этого имела место неприятная сцена: молочница с мужем явились на мельницу и осыпали мэтра Колена упреками. Стыд и срам! По их мнению, он обесчестил их дочку, которая родила вне брака и теперь живет с ним во грехе, при том что годами он годится ей в отцы! Бумажных дел мастеру надлежало жениться на Этьенетте, тем самым искупив свои прегрешения. Не хватало, чтобы бедняжку Николя обзывали бастардом! Длинный список обвинений впечатлил мэтра Колена настолько, что он уже готов был объявить во всеуслышание о скорой свадьбе и признать ребенка. Работники мельницы и Бертий все это видели и слышали, и мэтр Руа, устыдившись, обещал впредь вести себя безупречно.
Обрадованная Этьенетта приосанилась и сказала громко, чтобы все слышали:
— И маленького Матье надо забрать домой! Они с моим Николя братья, я буду растить обоих.
Колен счел это справедливым. И написал письмо Клер…
* * *
Клер подстегнула Сириуса, и тот во весь опор помчался по дороге, ведущей к деревне, — ей хотелось оттянуть встречу с родственниками. Фредерик следовал за ней, придерживая шляпу, — настолько быстро неслись кони. Стук подкованных копыт по камням, запах разгоряченного тела лошади магическим образом облегчали страдания Клер. Соважон бежал вровень с хозяйским скакуном. Половину дня он просиживал в закутке на цепи, а потому тоже очень любил эти долгие прогулки — и не важно, шел ли дождь или над долиной ярко светило солнце.
Пригнувшись к шее лошади, Клер временами посматривала на своего обожаемого мохнатого спутника, в котором волчья кровь преобладала над собачьей. Рослый, с раскосыми глазами и крепкими лапами… Белая отметина на голове как-то поблекла, а зимой, когда шерсть становилась гуще, ее и вовсе не было видно. Фредерик побаивался Соважона, требовал, чтобы его не спускали с привязи.
«Если он поранит жеребенка, телку или овцу, я его пристрелю!»
Этого предупреждения Клер хватило. В поместье Соважон постоянно сидел на цепи, то и дело поглядывая своими золотого оттенка глазищами в сторону близкого леса.
Напоенная дождями земля приятно пахла недавно опавшей листвой и влажным мхом. Ощущался также и крепкий запах грибов. Чтобы добраться до них, приходилось раздвигать тростью заросли рыжих папоротников и колючего кустарника. Клер вспомнила, как в детстве они с отцом собирали грибы в подлеске и домой приходили с тяжелыми корзинами, где толстенькие белые грибы соседствовали с шафранного цвета лисичками.
Вскоре супруги повернули коней и поскакали к мельнице. Клер ощутила особенный аромат, присущий местным скалам, — смесь запахов мела, самшита и прохладной воды, и на глаза моментально навернулись слезы. Фредерик не спускал с нее глаз. Вид у него был мрачный, и к разговорам он явно не был расположен, а тут вдруг знаком попросил ее остановиться.
