Фредерик посмотрел на жену. Худая, с заострившимися чертами лица, Клер утратила свою свежесть и сияющую красоту.
— Ступайте переоденьтесь, — сказал он. — Кони уже оседланы. Я побуду с Дениз. Когда вы вернетесь, пойду сам поищу мадам Одиль. И не жалуйтесь больше на Пернелль! Она лучше вас умеет поддерживать порядок в таком доме, как Понриан! Что до Матье, то вы слишком к нему снисходительны, и это ему вредит.
Клер промолчала. Ей приходилось смиренно слушать и слушаться с утра до вечера и даже по ночам. Фредерик не давал ей передышки. Искра желания, которую он пробудил в ней единожды, в то далекое мартовское утро, на следующий день после свадьбы, — была ли она?
Не приснилось ли это Клер? Животная пылкость мужа, его упорное стремление взять ее столько раз, сколько сможет, сделали Клер холодной и бесчувственной. Поначалу она пыталась его урезонить, а то и оттолкнуть. Он применял насилие.
С некоторых пор Клер сносила его потуги равнодушно — смирилась. Тело ее не отзывалось, угасшее сердце не способно было ни горевать, ни возмущаться.
Вскоре она вернулась в комнату Дениз. Оттененное цилиндром, в котором поблескивала булавка с головкой из каплевидной жемчужины, ее лицо казалось мертвенно-бледным. У окна стояла Пернелль, а мадам Одиль, нянька, как раз ставила на прикроватный столик жестяной кувшин.
Фредерик вышел, и Клер последовала за ним. Несколько минут спустя они неслись галопом вдоль скал в сторону, противоположную от мельницы.
На следующий день почтальон, улыбаясь до ушей, принес письмо от мэтра Руа. За завтраком Фредерик, перед которым на столе стояло блюдо с румяными, пухлыми булочками-бриошами, повертел его в руках, сломал печать, а прочитав, подал с насмешливым видом супруге:
— Это вам, дорогая!
Он прочитывал ее почту, присутствовал при ее разговорах с конюхами, следил, кто из мужчин здоровается с нею в церкви. Не хватало, чтобы жена сделала его рогатым! Эту фразу Клер слышала по сто раз на дню. Вот и сейчас она вздохнула:
— Вы впустую тратите время, Фредерик! Я верна вам, и так будет, пока я жива. Я поклялась перед Богом!
— Все так говорят! — буркнул мужчина. — Но я вам не доверяю и не стану рисковать! Не спущу с вас глаз, как говорит мой управляющий, который, кстати, пялится на ваши щиколотки, когда я подсаживаю вас в седло. Сюда сбегутся все местные парни, если я, по глупости, ненадолго отлучусь!
Клер развернула письмо. Она никак не решалась прочесть строки, написанные мелким, наклонным почерком, который ей был хорошо знаком.
— К чему такие церемонии? — удивилась она вслух. — Папа мог бы приехать, если хочет со мной поговорить.
Фредерик ткнул пальцем в листок.
— Читайте, читайте! Вам понравится!
Молодая женщина подчинилась. Пара минут — и ее пассивности как не бывало.
— Нет, только не это! — в гневе вскричала Клер. — Что на него нашло? Я не соглашусь! Нет, нет и нет!
Фредерик, бога ради, поезжайте и скажите ему это!
— Поеду, дорогая! И посоветую писать вам такие глупости почаще. Ярость вам к лицу!
Они оба были в домашней одежде. Клер — в красном атласном халате, расшитом цветами. Вырез приоткрывал ее грудь, как раз на том уровне, где начиналась тонкая ночная рубашка из розового шелка. Фредерик уставился на жену, и его алчные, кошачьи глаза затуманились.
— О нет! — простонала она. — Только не теперь, умоляю! Матье вот-вот проснется и будет меня звать! Я хочу сама покормить его кашей!
Клер сама не понимала, почему у нее сдали нервы. Животный страх охватывал ее, стоило только вспомнить содержимое письма.
— Нянька за ним присмотрит. Я достаточно ей плачу! Я не поеду на мельницу ссориться с дорогим тестем, пока не попользуюсь его дочкой!
Молодая женщина набрала в грудь побольше воздуха, закрыла глаза. Она обещала себе гнать отвращение и не поддаваться панике.
Ей казалось, что, подчиняясь Фредерику, она уберегает себя от чего-то еще более страшного. Но что-то в ней внезапно сломалось. Хотелось кричать, царапаться, рыдать. Он схватил ее за запястья, сдернул со стула и с силой толкнул на кровать.
— Нет, нет! Я не могу! — повторяла она.
— Кто знает, может, сегодня я вас наконец обрюхачу! — последовал ироничный ответ.
