— Значит, ты несколько часов бродил по полям, один как сыч, чтобы успокоиться? Понимаю, для тебя это горе.
Юноша совсем повесил нос. Жермен с отцом ничего не знали о его прошлом каторжника.
— По-другому и быть не могло! Жив бы я был или нет, они бы все равно поженились. Этот Жиро, богатый, как набоб, давно положил на нее глаз. Что ж, он свое получил и пусть радуется! Недолго Клер по мне плакала. Я думал, она любит меня сильнее.
Они немного помолчали. Жермен отложила вышивку. Повторно звать его ужинать она не решилась, понимала, что ему не до того.
— Налей себе кальвадоса, — сказала она вполголоса. — Отец не узнает. Бутылка в том сундуке, что справа!
Она была уверена, что стаканчик яблочной водки его взбодрит. Жан покачал головой. Молодая женщина вернула ему письмо.
— Мерзость какая! — процедил он сквозь зубы. — Смотри, что я сейчас сделаю!
Жан смял листок и швырнул его в огонь.
— Сегодня я лягу на улице, Жермен! Я здесь задыхаюсь!
Уходя, он потрепал ее по плечу — простой дружеский жест. Молодая женщина закрыла глаза, гадая, сбудутся ли теперь ее надежды…
* * *
Прошло чуть больше года, и первого июля 1899 года Жан и Жермен поженились. Как вызов судьбе он вернул себе настоящую фамилию — Дюмон. Кто поедет его искать в эту крошечную деревню в нормандском бокаже[35] или станет копаться в его прошлом?
Все сложилось само собой. Жан больше не вспоминал про Клер и работал так много, что зачастую ложился еще до захода солнца. Ни разу он не обмолвился о желании уехать. Мало-помалу Жермен оплела его своей добротой, заботой и любовью, как сетью. Зимой она не забывала согреть его постель фаянсовой бутылкой с горячей водой. Неизменно предлагала добавки, шла ли речь о сладком пироге или блинчиках.
Присутствие в доме молодого мужчины подвигло старую деву — так Жермен называли в деревне — начать ухаживать за волосами и украшать свои воротнички кружевом.
А еще ее очень красили сердечность и наивное жизнелюбие.
Однажды теплым весенним вечером Жан, терзаемый настоятельной потребностью в женщине, принялся обнимать ее в сарае. Они вместе только что подоили коров. Чепец развязался, и русая прядь упала Жермен на грудь. Шейного платка на ней не было, и Жан поцеловал ее в ложбинку между грудей. Но когда он предложил подняться на помост с сеном, Жермен отказалась:
— Нет, Жан. Я так не хочу. Я девушка порядочная. Если попросишь у отца моей руки, тогда с радостью…
Он понял. К Жермен Жан испытывал глубокую привязанность, дорожил их дружбой. Предательство Клер оказалось не так просто забыть, и все-таки он решил жениться. Норбер обрадовался, рассудив, что сделка выгодная: зятю жалованье не полагается.
Свадьбу справили весело. Дед и бабка Жермен заказали праздничный обед в трактире в Пор-ан-Бессене, потому что молодой хотелось увидеть океан. Жан согласился скрепя сердце, но стоило ему услышать крики чаек, вдохнуть соленый воздух, и его обида на Атлантику развеялась. Ближе к вечеру, после щедрого застолья — мидии, устрицы, матлот[36], обилие белого вина — новобрачные с гостями прогулялись среди дюн, над которыми нависали высокие крутые скалы.
Жермен много смеялась, пытаясь скрыть волнение. Порывистый ветер играл с фатой, норовя обмотать ее вокруг головы невесты. Жан обнимал ее то за плечи, то за талию, жадно целовал в губы. Она смущалась, отворачивалась.
Норбер ушел ночевать к соседям, предоставив дом новобрачным. Его дочка стала женщиной, тихо постанывая и плача от стыда. Но поутру, вспомнив ласки молодого супруга, она его разбудила, охваченная робким желанием.
У них с Жаном было одно желание — поскорее дать ферме «Семь ветров» наследника или наследницу.
* * *
10 октября 1899 года
Клер сидела у кровати Дениз. Она только что прочитала девочке последнюю главу «Робинзона Крузо». Бедная крошка заснула, о чем свидетельствовало ее свистящее дыхание. Прогнозы доктора Мерсье, который приезжал в Понриан дважды в месяц, были пессимистичными: она не доживет до весны.
Далеко не сразу молодая женщина привыкла к виду этого хрупкого, изуродованного создания. Труднее всего было видеть ее лицо: нос смотрит в сторону, вдавленный подбородок, один глаз выпучен, а второй полускрыт надбровной дугой.
