У Клер пересохло во рту. Она была на грани обморока. Она и подумать не могла, что Фредерик прошел через такие испытания! Перед глазами у нее возникли строчки чужого письма. Марианна Жиро писала Базилю: «Я похоронила нашу дочку, которая обещала стать отрадой моей жизни. Я уверена, что вы — отец, потому что муж давно не прикасался ко мне… Поклянитесь, что никогда не расскажете сыновьям о моем грехе!»
— Какой ужас! — пробормотала девушка.
— Да, — отвечал Фредерик. — Я, как ветер, понесся в Ангулем. По дороге на Торсак, верхом по ней проехать проще. Я скакал и орал от ярости и страха, умолял Дениз не умирать, держаться, хотя был уверен, что она уже мертва. Моя тетушка Аделаида приняла меня, выслушала. Я обвинял отца, кричал, рыдал… Ее выдержка была выше всех похвал. Аделаида дала мне грога и уложила спать. Утром я узнал, что она позвала двух докторов, солгав, что нашла истерзанного младенца на улице. Мы с нею сохранили все в секрете. Она удочерила Дениз — да-да, моя бедная сестренка выжила, о чем я ежедневно сожалею… Временами ее взгляд кажется осмысленным, она меня узнаёт и улыбается, когда я приношу ей игрушку. Тело и лицо ее изуродованы и полностью неподвижны. Сейчас ей двенадцать лет, но по виду не дашь больше шести. Я посвящаю вас в детали этой трагедии по очень простой причине, Клер: тетя Аделаида не молодеет, и она рассчитывает, что я позабочусь о сестре. Теперь, когда я женат, я смогу перевезти ее в Понриан! Согласны ли вы на это, дорогая? Разумеется, доверенное лицо — сиделка, которая ухаживает за Дениз, приедет тоже.
Без тени сомнений Клер прошептала:
— Разве могу я отказать вам, когда вы согласились растить моего брата? Я буду с радостью вам помогать, и теперь я лучше понимаю, почему ваша тетушка хочет, чтобы мы как можно скорее навестили ее в Ангулеме.
— Аделаида оценила вас по достоинству, Клер! Она хочет показать вам Дениз. Зрелище не из приятных, но я привык. Ни отец, ни мать понятия не имели, что девочка выжила. Увы! Ненависть, живущая в моем сердце, сделала меня бессердечным. С ранней юности я отвергал Бога и родню. Я быстро пристрастился к спиртному и легким интрижкам, только бы не видеть одну и ту же картину, которую я с ужасом воображал: как Эдуар Жиро колотит своими огромными кулаками хрупкого младенца — до смерти!
— Бога ради, хватит! — вскричала Клер. — Это наихудшее из преступлений. Мадам Аделаида должна была донести на вашего отца! Почему она не пошла в полицию? Не подала на него в суд? А ведь столько невинных детей попадают на каторгу только потому, что, голодные, крадут хлеб! Как могли вы жить с этой тайной? Ваша матушка была вправе узнать правду!
Клер переполняли эмоции. Да и кто бы остался равнодушным, услышав такое? Однако в ответ на ее тираду Фредерик всего лишь пожал плечами:
— Ну как же: репутация, скандал! Аделаида не любила зятя, но имя семьи де Риан оказалось бы запятнано, если бы это отвратительное преступление было предано огласке. Она умоляла меня молчать. Я подчинился. Что касается мамы, в ней словно что-то сломалось. Больше никогда я не видел, чтобы она улыбалась, не говоря уже о смехе. Сам я с тех пор ее избегал. В ее отчаянном взгляде я словно бы видел отражение той жуткой сцены. У нее на глазах убивали дочку, нашу крошку Дениз, и она не могла помешать…
Фредерик подошел к Клер, опустился перед ней на колени. Она посмотрела на него. Влажный блеск его зеленых глаз, горькая, трагическая усмешка не оставили ее равнодушной. Он плакал, не стесняясь. Растроганная, преисполненная сочувствия, она погладила его по волосам. То была чисто материнская ласка, и все же в этот самый миг Клер подумала, что тот, с кем она сегодня сочеталась браком, приоткрыл ей свою душу. И что однажды — наверняка однажды — быть может, между ними возникнет привязанность.
— Как я вас люблю! — вздохнул Фредерик. — Полюбите ли вы меня?… Клер, вы нужны мне. Я много месяцев ждал этого момента!
Она невольно вздрогнула, потому что он тянулся к ее губам. Видя такое смирение, такую откровенность, Клер почувствовала себя виноватой.
— Мне тоже нужно вам кое в чем признаться, — едва слышно начала она. — Вы оказали мне огромное доверие, рассказав о сестре, и я вам искренне сопереживаю. Надеюсь, вы сумеете меня простить…
