У Лоуренса не оставалось выхода, кроме как выпить тоже.
Вино было настолько хорошим, что Лоуренсу захотелось позже выплюнуть его во фляжку, закупорить и продать в городе.
– Я мечтал когда-нибудь выпить его с графом, но тут уж ничего не поделаешь.
Внезапно его улыбающееся лицо показалось Лоуренсу вовсе не лицом старика, прожившего в несколько раз дольше, чем он сам, а лицом своего ровесника – нет, даже подростка, по-прежнему жадно впитывающего героические легенды.
Фрид снова наполнил кубок Лоуренса таким прекрасным вином, что оно чуть ли не слепило. Лоуренс, опасаясь, что уже опьянел, спросил:
– Куда ты собираешься идти, когда покинешь это место?
Фрид посмотрел на Лоуренса исподлобья, но с улыбкой в глазах, наливая вино себе. Вино было из тех, какое пьют аристократы за обедом, однако Фрид наливал жадно – его кубок переполнился, и то, что пролилось, тут же принялась слизывать случившаяся рядом овца.
– Я подумываю навестить своего друга. Он время от времени шлет мне письма. Путь к нему проходит как раз мимо монастыря, который так любезно присылает мне все необходимое.
Большинство людей даже низкопробный эль пьют аккуратнее.
Фрид осушил полкубка и впился зубами в колбасу.
– Он был крепок, однако сейчас уже в почтенном возрасте. Быть может, это последний раз когда я смогу поговорить с кем-то о былых временах. Кроме того, я хочу увидеть своими глазами, как поживает город, который я когда-то защищал. А может, я еще зайду в церковь в городе, который когда-то грабил, исповедуюсь в своих грехах. Даже я хочу отправиться на небеса.
И он ухмыльнулся. По нему сразу было видно – вот человек, который в молодости был привычен к полю брани; и в этом было свое очарование. Лоуренс даже немного пожалел, что едва ли будет похож на Фрида, когда сам доживет до старости.
– И я подумал, что хорошо бы пожить в дороге, как вы, бродячие торговцы, и когда-нибудь свалиться на теплую травку, чтобы испустить последний вздох.
Вот куда подвел свой рассказ Фрид.
– Эээ, правда?..
– Ты, должно быть, испытывал такое. Живот пуст, и ты одним погожим деньком лежишь на травке, думаешь, что можешь умереть, и глядишь в небо… Такое странное возбуждение тебя охватывает.
При этих словах Фрид и впрямь посмотрел на небо.
Лоуренс взял в рот немного вина, словно дуясь немного.
Ибо с тех самых пор, как он сам стал независимым торговцем, его взгляд был приклеен к земле в поисках выпавшей у кого-нибудь монетки. Будучи голоден, он воображал, что варит кожу, или даже пристально разглядывал мускулистый круп своей лошади.
Не было у него врожденного мужества, позволяющего лежать, раскинув руки, смотреть на небо и готовиться к смерти. Он даже представить себе такого не мог.
Сожалея об этом, Лоуренс глядел перед собой.
– Думаю, мне хотелось бы умереть так, если бы только я мог. Но на самом деле… – и Лоуренсу показалось, что Фрид затем пробормотал еще что-то, но что именно, он не разобрал.
Лоуренс переспросил, но Фрид, будто вовсе ничего не говорил, просто запил свои слова вином.
– Что осталось скрывать рыцарю, который показал торговцу свою сокровищницу?
Эта фраза показала себя особенно действенной против благородного рыцаря.
Фрид хлопнул себя по лбу и весело рассмеялся, затем кинул кусок хлеба с колбасой бродящему рядом в поисках еды Шутиккенгальту.
– Да, ты верно подметил. Я столько всего наговорил – и сам удивлен, что дожил до таких лет, когда могу так думать.
Шутиккенгальт подобрался ближе в надежде получить еще что-нибудь. Фрид пихнул его пятачок в сторону миски, стоящей на крыльце, потом продолжил:
– Вообще-то лежать на травке и глядеть в небо мне уже доводилось – во время моего первого сражения.
Лоуренс даже представить себе не мог, как давно это было, однако Фрид рассказывал так, будто все произошло вчера.
– Я был в тяжелых доспехах, на незнакомом коне и воображал себя великим воином. Я встретился с врагом и обменялся парой ударов копьями. Я подумал, что убил его, а потом пришел в себя, и оказалось, что я лежу на спине и смотрю на небо. Доспехи были безумно тяжелы; они крепкие, но если в них упадешь, то сам уже не встанешь. Мне оставалось только ждать, либо пока придут друзья и выручат меня, либо пока меня проткнут.