Глава 6. Дела давно минувших дней
В коридоре второго этажа послышались шаги и перешептывание. Судя по всему, это Дима и Ксюша, закончив со своей частью задания, отправились на мои поиски. Сквозь распахнутую дверь чердака я видел, как к нам приближается прыгающий луч света. Похоже, Димка в отличие от меня не поленился и все-таки сбегал за фонарем.
— Ну, вы куда пропали? — фигура брата угадывалась в дверном проеме где-то по ту сторону яркого светового пятна.
— Если не хочешь нас ослепить, лучше опусти фонарь, — попросил я, прикрывая глаза рукой.
Димка отвел фонарь в сторону, и я смог рассмотреть Ксюшу, притаившуюся у него за спиной.
— Как успехи? — косясь на сундук с письмами, поинтересовался брат.
— Эхолокатор ничего не показал, но зато мы нашли кучу бумажек, — я кинул очередное письмо в стопку прочитанных и потянулся, разминая затекшие мышцы.
— Значит, нам больше повезло, — улыбнулась Ксения. — Эхолокатор показал колебания магнитногофона у печи.
— Это там где стоят фотографии мертвых детей?
— Какие фотографии? — вскинула голову Эмми, которая прибывала в неведении относительно недавней находки.
Дима всего за пару секунд выложил ей все, что нам было известно. Амаранта внимательно выслушала, но от комментариев воздержалась. Прихватив непрочитанные письма, мы отправились на первый этаж. Но прежде чем спуститься вниз, я тщательно запер чердак, повинуясь необъяснимому чувству тревоги. Пусть воспоминания и дальше прибывают там, где мы их обнаружили.
Движимые любопытством, мы собрались у печи. Фотографии выглядели вполне невинно. Даже дети, которые, как мы знали, давно умерли, казались всего-навсего милыми карапузами, но уж никак не кровожадными призраками, гуляющими по дому.
Эмми взяла фото в руки и внимательно вгляделась в лица некогда живших здесь людей.
— От чего умерли эти дети? — все еще изучая фотографию, спросила она.
— Кто его знает? — пожал плечами Димка.
— Значит, надо выяснить.
— Завтра же отправимся в городской архив. Думаю, там предостаточно информации об особняке, — вмешался я.
Амаранта осторожно, будто фото и в самом деле заключало в себе частицу этих несчастных ребятишек, поставила рамку с фотографией обратно на полку. Мы не спешили расходиться, даже несмотря на позднее время. Изображение странным образом приковывало наши взгляды. Я чувствовал, что просто не в состоянии от него оторваться.
— А это что? — бархатный голос Эмми вывел меня из транса. Посмотрев в ту сторону, куда она указывала, я увидел, что её заинтересовали куклы.
— Ерунда какая-то, — отмахнулся Дима, — еще одно порождение больного разума. Надо быть полным психом, чтобы создать такие игрушки.
Амаранта осторожно коснулась кончиком пальца щеки одной из кукол.
— Фарфор, — восхищено заключила она.
— Только не говори, что они тебе нравятся, — со смесью ужаса и отвращения произнес брат.
Эмми улыбнулась его словам, но не стала отвечать. Мне же почудилось, будто куклы действительно произвели на неё неизгладимое впечатление.
Ксюша зевнула, прикрыв рот рукой. Она выглядела уставшей и даже осунувшейся.
— Хватит на сегодня, — заявил я, видя, что Ксения засыпает на ходу. — Всем спать.
Пробираясь по темноту коридору второго этажа в нашу с Эмми спальню, я ощущал как беспокойство сжимает легкие в холодных тисках. Вроде бы паниковать было не из-за чего, но как не старался успокоить разыгравшиеся нервы, волнение не желало отпускать. Понемногу становилось понятно, почему хозяева особняка столь поспешно его покинули. Стоит признать, помимо неясных ощущений беспочвенного страха в их рассказе не было ничего устрашающего. Честно говоря, я даже посчитал их очередной богатенькой супружеской парой, которой просто некуда девать деньги. Ну, наняли они охотников за привидениями, провели те несколько дней в их доме, зато потом можно хвастаться друзьям и знакомым, что купили дом с призраками. Если бы не предупреждение Антона я бы не отнесся к этому делу серьезно.
Но как только мы переступили порог особняка, мой скептицизм растворился без следа. Солнечные блики, играющие на стенах гостиной, не обманули, я нутром чуял мрак, затаившийся в углах комнат и коридоров. И теперь, шагая в неверном свете фонаря по второму этажу и вслушиваясь в судорожные всхлипы старого дома, я чувствовал — быть беде.
