— Привет, — сказал он, приблизившись к игрокам.
— Вы кто? — подозрительно спросил худой парень с выпирающими ребрами и по-мальчишески тонкими руками, пальцы которых были сжаты в кулаки. Голова его была обрита наголо; когда же он, щурясь от солнца, посмотрел на Ребуса, вся его щуплая фигурка выражала недоверие и агрессию.
— Я из полиции, — сказал Ребус.
— Мы ничего не сделали!
— Примите мои поздравления.
Парень с силой ударил по мячу; тот врезался в ляжку второму мальчишке. Третий подросток хрипло засмеялся.
— Я слышал, в этих краях недавно произошла серия мелких краж. Вы, случайно, ничего об этом не знаете?
Парень оценивающе посмотрел на Ребуса.
— Так мы и сказали, накося выкуси!..
— Что тебе выкусить, сынок? Может, яйца?
Подросток криво ухмыльнулся.
— Ну так как? — снова спросил Ребус. — Знаешь хотя бы, кто испоганил церковь?
— Нет, — коротко ответил футболист.
— Нет?! — Ребус притворился удивленным. — Ну ладно, даю тебе последний шанс: как насчет игрушечного гробика, который нашли здесь у водопада?
— А что — насчет гробика?
— Ты его видел?
Подросток покачал головой.
— Скажи, пусть он от тебя отстанет, Чек! — посоветовал один из его друзей.
— Чек?… Ах, тебя зовут Чек… — Ребус сделал небольшую паузу, давая парню понять: сведения о его кличке подшиты в невидимое досье.
— Я никогда не видел этой штуки, — сказал Чек. — Не к ней же мне идти, правда?…
— Почему бы нет?
— Потому что она того!
— В каком смысле — того?
Чек начал терять терпение. Каким-то образом легавому удалось втянуть его в разговор.
— Просто — того, как все эти…
— Все эти бабы — трахнутые, — пришел ему на помощь товарищ. — Идем, Чек.
И, захватив мяч, трое ребят быстро зашагали прочь. Ребус проводил их взглядом, но Чек так и не обернулся.
Вернувшись к машине, Ребус увидел, что оконное стекло со стороны Джин открыто.
— Все в порядке, — сказал он. — Просто я, наверное, не умею допрашивать младенцев.
Она улыбнулась.
— Что там этот младенец говорил про баб?…
Ребус включил зажигание и повернулся к ней.
— Он имел в виду — трахнутые по голове.
Джин снова улыбнулась.
Вечером того же дня Ребус стоял на тротуаре напротив квартиры Филиппы Бальфур. Ключи все еще лежали у него в кармане, но заходить внутрь он не собирался. Только не после того, как его застал здесь отец Филиппы. Кто-то закрыл ставни в гостиной и спальне, и теперь в квартиру не проникало ни единого лучика света.
Со дня исчезновения Филиппы прошла ровно неделя, и руководство полиции распорядилось провести следственный эксперимент. Женщину-констебля, внешне напоминавшую пропавшую студентку, одели в одежду, похожую на ту, в которой Филиппа предположительно была в то роковое воскресенье. В гардеробе Филиппы отсутствовала недавно купленная футболка от Версаче, поэтому сотрудница полиции надела точно такую же. Предполагалось, что она выйдет из дома (у подъезда ее сфотографируют фоторепортеры), быстро дойдет до конца улицы и сядет в такси, специально туда подогнанное. Затем она вылезет из машины и двинется по направлению к центру города. На всем пути ее будут снимать полицейские фотографы, а патрульные с блокнотами и карандашами наготове — останавливать пешеходов и водителей и задавать заранее приготовленные вопросы. Конечной целью женщины-констебля был бар в Саут-Сайде, до которого так и не добралась Филиппа Бальфур.
Эксперимент готовились заснять две телевизионные группы — из Би-би-си и Шотландской телекомпании, для того чтобы показать фрагменты в программах новостей.
Это была лишь попытка продемонстрировать, что полиция что-то делает.
Только и всего.
Джилл Темплер, стоявшая на противоположной стороне улицы, перехватила взгляд Ребуса и слегка пожала плечами, словно соглашаясь с ним. Затем она снова вернулась к разговору с заместителем начальника полиции Карсвеллом. Похоже, заместителю начальника полиции было что сказать. Ребус не сомневался, что фраза «как можно скорее закрыть дело!» прозвучала по меньшей мере один раз. Он знал, что когда Джилл Темплер испытывала раздражение, она принималась играть ниткой жемчуга, которую иногда надевала. Сейчас жемчужное ожерелье было на ней, и Джилл быстро водила пальцем по внутренней его стороне. Глядя на нее, Ребус невольно вспомнил Биверли Доддс, ее унизанные самодельными браслетами руки и слова Чека: Она, блин, того… Книги по викканской магии в гостиной, которую она называла своим «ателье»… Из глубин его памяти вдруг выплыла песенка «Роллингов» «Паук и муха». Биверли Доддс представилась ему пауком, а ее «ателье» — паутиной… И этот фантастический образ почему-то застрял у него в сознании.
