— Да.
— Но почему? Потому что я — не твоя родная дочь?! Потому что я — не цыганка, а русская?!
— Ну что ты, доченька, что ты! Для меня ты всегда будешь цыганкой, всегда будешь моей дочерью!
— Но я не хочу с тобой расставаться! Я люблю тебя!
— Я тоже люблю тебя, Кармелита. И тоже буду скучать по тебе… — Баро утирал слезы с лица дочери. — Но мы ведь расстаемся не навсегда.
— А когда ты приедешь?
— Ну, как только у вас с Максимом появится первенец — я буду первым, кто вас с ним поздравит!
И Кармелита обняла отца. Несмотря ни на что — родного отца.
* * *
На следующее утро Максим оставил суженую собирать в дальнюю дорогу одного своего тестя, а сам отправился к другому. Астахова он застал дома, вместе с Олесей.
— Николай Андреевич, Зарецкий благодарит вас за то, что вы в трудную минуту пришли ему на помощь, и возвращает ваши деньги, — Максим поставил перед Астаховым чемоданчик.
— Вовсе не обязательно было так спешить…
— Дело в том, что он уезжает. Он решил уйти из города вместе с табором.
— Да что ты говоришь? Максим только развел руками.
— Ну тогда и я поспешу вернуть ему свой долг. Олеся, передай-ка мне бумаги… Вот — это закладная на его дом и все имущество. Правда, я собирался отдать ее ему лично, но… — Астахов на глазах у Максима разорвал закладную на множество мелких кусочков.
Максим улыбнулся:
— Так даже лучше, Николай Андреевич. Просто Баро оставляет дом нам с Кармелитой… И еще, Николай Андреевич, Олеся, мы с Кармелитой приглашаем вас на нашу помолвку. Придете?
— И ты еще спрашиваешь? Обязательно! А когда?
— Сегодня.
— Ой, Максим, ты знаешь…
Но тут на помощь Максиму пришла Олеся:
— Ничего-ничего, дела подождут, а помолвка собственной дочери — и есть главное дело!
Астахов улыбнулся, соглашаясь с таким убедительным аргументом.
* * *
Этим же утром Миро, как и обещал, приехал к Зарецкому.
— Ради какого же такого таинственного дела ты позвал меня, Баро?
— Смотри, — Зарецкий развернул перед ним тряпичный сверток.
В тряпице показались серьги, кольца, перстни.
— Это, Миро, золото табора, которое твой отец передал мне в трудную минуту, ты знаешь…
Баро развернул и другую тряпицу — из-под нее показался золотой слиток.
— А это, — продолжал Зарецкий, — это священный слиток нашего рода, — и Баро поцеловал холодный металл. — Сейчас мы с тобой отнесем все это к Халадо…
— В кузницу? — удивился Миро.
— Да. Мы сплавим золото табора со священным слитком. И пусть это будет хорошим знаком для единения нашего рода!
Миро пришел в восторг от такого мудрого и благородного предложения старшины рода, и они, не мешкая, отправились к Халадо, тем более что кузнец с Грушей тоже собирались уйти с табором из города вместе со своим бароном.
И вот уже Баро держал в руках один большой слиток.
— Много лет, Миро, я был хранителем нашего священного золота. Но теперь пришло твое время. Ты — вожак табора, а я — цыган твоего табора. И я передаю этот священный слиток тебе!
— Баро… — Миро никак не решался протянуть руки и принять цыганское золото. — Может быть, ты передумаешь и сам встанешь во главе табора?
— Я уже все обдумал, и менять мне нечего. Я знаю, что передаю нашу святыню в надежные руки.
Баро опустился на колени, Миро сделал тоже самое. Баро поцеловал слиток и передал его молодому цыгану. Миро принял священный слиток и тоже его поцеловал. После этого мужчины встали и пожали друг другу руки.
— Я клянусь тебе, — волнующимся, но твердым голосом заговорил Миро, — клянусь, что никогда у тебя не будет повода усомниться в чистоте моих действий и помыслов!
— Да хранит тебя Бог, мой мальчик!
* * *
Когда Баро вернулся домой, Земфира уже практически собрала вещи.
— Можно ехать, Рамир, все готово.
— Хорошо, сейчас едем… — Баро грустным взглядом посмотрел на свою гордость — ковер с цыганскими ножами и кинжалами.
— Рамир, ты собирался раздавать и продавать лошадей…
— Да. А почему ты об этом заговорила?
— Сегодня у твой дочери помолвка, Рамир… И моя дочка тоже скоро выходит замуж…
— Люцита выходит замуж? Поздравляю! Аза кого, за Миро? Он мне ничего не говорил.
— Нет, не за Миро. Ее жениха зовут Богдан.
— Богдан? — Баро никак не мог вспомнить цыгана с таким именем.
