— Ах вот оно что! Ну и сколько же он мне за тебя отвалит?
— Сколько хочешь! Уедешь, скроешься, жить хорошо будешь!
— Предложение, конечно, заманчивое. Но лучше уж быть без денег, зато живым. Я против Удава не пойду — он кого хочешь из-под земли достанет!
— Да это Форса вашего самого из-под земли достанут и вас всех вместе с ним, если со мной что-то случится! Понял?
— Я ж говорю: зря ты про Форса-Удава узнала, на погибель себе. Ну не любит он, когда его узнают. Понимаешь — не любит!
— Все равно все узнают!
— Что-то ты разговорилась, — и Леха потянулся за скотчем, собираясь восстановить в подземелье статус-кво.
Правда, самого этого слова он не знал. Но статус-кво с помощью скотча все же восстановил.
* * *
Беременная Света стояла у мольберта и рисовала. В дом вошел Форс, подошел к дочери, обнял ее за плечи.
— Новая картина? Очередной шедевр. — Да.
— Света, я пришел сказать тебе, что ты должна к вечеру собрать все свои вещи и быть готова к отъезду. Ты уезжаешь.
— Оп-па! Вот это сюрприз. Куда?
— Пока не знаю, доченька. Главное — уехать из этого города.
— Папа, что-нибудь случилось? — Света поняла наконец, что отец говорит с ней очень и очень серьезно.
— Света, я не хочу, чтобы моя дочь оставалась в городе, в котором так запросто похищают людей!
— И что… Я одна поеду? Или ты едешь со мной?
— Нет, Светочка, ты поедешь с Антоном, он — твой будущий муж, и он о тебе позаботится. Я приеду к вам позже. А ты к вечеру должна быть готова.
— Пап, я все равно не понимаю. Куда? Зачем? Почему?
— Куда угодно! Света, родная моя, куда угодно — у вас будет столько денег, что вы сможете поехать в любую точку мира!
— Да? И откуда? Ты что, банк ограбил? — Света рассмеялась. — Или, может быть, это ты похитил Кармелиту и теперь требуешь выкуп?
— Это не твоего ума дело! — вдруг сорвался на крик Форс.
Для Светы это было так неожиданно, что она даже села на табуретку и посмотрела на отца совершенно ошарашенно.
— Прости, Света, прости. Пойми, я не хотел тебе этого говорить, но я от имени Зарецкого веду все переговоры с похитителями. И я не хочу, чтобы в связи с этим моя дочь подвергалась опасности. Поэтому сегодня же ты уезжаешь!
— Папа, извини, но я никуда не поеду, — Света говорила тихо, но необычайно твердо.
— Доченька, но ты же ждешь ребенка!
— Папа, я никуда не поеду. Во всяком случае, до тех пор, пока не освободят Кармелиту.
И сколько Форс ни старался уговорить дочку, сколько ни пытался заставить ее силой — так ничего и не получилось. Он никогда раньше не видел свою Светку такой… Нет, не упрямой — такой серьезной и решительной. Но на лице у Форса отразилась не злость, а, скорее, боль. Он должен был спасти своего единственного по-настоящему родного человека — свою Светку, которая, к тому же, собиралась родить ему внука. Но именно потому, что кроме Светки в этом мире он не любил никого, да, наверное, уже никого и не полюбит — именно поэтому он не мог в такой момент поступать с ней против ее воли, ломать ее через колено.
Форс снял очки и стал массировать двумя пальцами переносицу:
— И все-таки, Свет… Если ты решишь уехать — деньги в твоем старом детском мольберте, помнишь?
— Пап, ты как-то странно со мной сейчас разговариваешь. Как будто бы… — Света запнулась, но потом все же произнесла: — Ну, как будто прощаешься, что ли.
Отец и дочь внимательно смотрели друг другу в глаза.
— Кто знает, Светочка, кто знает. Может быть, и прощаюсь…
* * *
Максим и Люцита с перевязанной рукой осторожно продвигались по лабиринту подземелья, стараясь ступать бесшумно. Иногда едва слышно переговаривались, как вдруг наткнулись на человеческое тело и даже чуть на него не наступили.
Максим посветил фонариком — перед ними лежал связанный Рыч.
— Богдан! — Люцита бросилась к любимому, и пока Максим снимал с Рыча скотч, она покрывала его руки поцелуями.
— Где Кармелита? — спросил Максим, как только освободил рот пленника.
— Там, — Рыч мотнул головой в ту сторону, откуда притащил его Рука.
Люцита с Максимом стали было развязывать и резать опутавшие Рыча веревки, как вдруг откуда-то издалека едва слышно раздалось:
— Не надо! Не надо!
