— Ну что вы, святой отец, в наших местах такого отродясь не бывало. Мы — крестьяне, а не ученые мужи, и все наши познания сводятся к земледелию, да подсчету количества налога, который мы должны герцогу.
— Не поймите меня превратно, — голос был низким и спокойным, — но это — моя работа.
— Я знаю, святой отец, но на моей памяти, у нас уже семь зим об этом никто не слышал. Не то что ведьм, даже знахарок-то нет. Живет, правда, старуха за Еловой Горой, роды у женщин принимает, да коров, ежели хворь приключится, лечит. — отец старался говорил спокойно, но я чувствовала его волнение.
— Понимаете ли, Рэм, — снова раздался голос священника, — я здесь не случайно оказался. Его Высочество Маурик IV считает, что участившиеся в королевстве за последние полгода эпидемии лихорадки, падеж скота и, как апофеоз, засуха того месяца — явления отнюдь не случайные, и вызваны ведьмами. Я направлен сюда с определенной целью — узнать, как обстоят у вас дела и в случае необходимости, навести порядок. Его Высочество даровал мне все полномочия солдата Святой Инквизиции. Вы, как староста этой деревни, обязаны….
Я не стала слушать дальше. Слишком хорошо еще я помню тот день, когда, семь зим тому назад, первый раз услышала слово «инквизиция».
… Они пришли незадолго до рассвета.
Я проснулась с ощущением чего-то непоправимого, страшного. Страх вполз на сеновал, клубами утреннего тумана обволакивал мое тело. И из этого тумана вдруг медленно стала вырисовываться женская фигура.
— Мама… Мама… Это ты? Как ты меня напугала, — страх рассеялся, растаял, а фигура оказалась моей родной матерью.
— Это я, Я, доченька моя любимая, я, моя девочка, — мать подошла ко мне, наклонилась и посмотрела в глаза.
И страх вернулся.
— Мама, что случилось? — Что — то сдавило мне грудь, когтями оцарапало сердце.
— Ты не бойся, девочка моя, но тебе придется теперь жить с отцом.
— А ты?
— А я уеду… Но вот хочу тебе сказать, чтоб ты меня помнила, и никому не говорила о том, что я тебе расскажу сейчас. Пока еще ты маленькая девочка, и никто тобой не заинтересуется, но позже… Пройдет не так много времени, и ты поймешь, что немного отличаешься от остальных. И когда ты поймешь это, следуй по зову сердца, и никому не верь.
— Мама, не уходи…., - мне хотелось кричать, я не понимала, что происходит, и что мне теперь делать.
И тут вошли они.
— Я готова, святой отец, — громко сказала мать, — мы можем идти.
И она ушла. Ушла, между двумя священниками, растаяла, как призрак в тумане, а я смотрела ей вслед, не в силах пошевелиться.
А когда взошло солнце, соседские дети стали дразнить меня дочерью ведьмы.
Через три дня отец взял меня в город, и я снова увидела мать.
На главной площади города.
На костре.
Со всех ног я бросилась к дому Ульриха.
— Новый священник — инквизитор.
Я так и знал… — прошептал он, бледнея.
* * *
В соборе было тихо, лишь свечи тихонько потрескивали, освещая высокие стены. Ульрих стоял, подняв голову, и любовался игрою света и тени, когда почувствовал приближение священника.
— Добрый день, святой отец.
— И тебе добрый, сын мой — голос священника гулко отражался от стен. — Что ты делаешь здесь? — Ведь сейчас лето, и занятий нет.
— Я разговариваю с Господом, отец мой.
Ульрих смотрел на церковника, и в душе его были абсолютно противоречивые чувства. С одной стороны, он дико боялся этого мрачного инквизитора, животный, безотчетный страх перед той властью, которой обладал этот ничем не примечательный с виду человек, сжимал душу в маленький дрожащий комок.
А с другой стороны, Ульрих завидовал. Завидовал этой власти, этому могуществу, праву казнить и миловать любого, хоть короля, хоть бедняка.
— Так вот, мальчик мой, — продолжал тем временем инквизитор, не отводя глаз от лица мальчика, — я знаю, что у тебя есть дар видеть Силу. Можешь даже не пытаться отнекиваться, меня прекрасно научили распознавать как отмеченных ею, так и тех, кто просто способен видеть. А если это знаю я, то в скором времени могут узнать и другие.
Страх захлестнул все существо Ульриха, но он нашел в себе мужество не отвести взгляд. «Леара! Неужели он видел Силу в ней?» — пронеслось в его голове.
