— Пожалуйста.
Кузьмин посмотрел мне в глаза:
— Как вы относитесь к Екатерине Александровне Соколовой?
— Я люблю ее.
— Она знает об этом?
— Прямо я ей не говорил…
— А она вас любит?
— Нет. Простите, можно мне задать вопрос?
— Сделайте одолжение.
— Вы женаты?
— Да. — Кузьмин по-мальчишески широко и весело улыбнулся.
Кран работал почти нормально, гудков самосвалов с берега не было слышно… Не забыть бы про ленту тормоза…
— Не мог Прохоров встретить здесь кого-нибудь из знакомых по месту отбывания срока? — без всякого перехода спросил Кузьмин.
— Вполне мог. На строительство комбината люди съехались со всех концов. Игнат, как и все мы, уходил иногда в поселок, человек он был общительный… Но я убежден, что возврат к прошлому для него был невозможен!
Кузьмин кивнул. Я видел, что он быстро записывает мои ответы и получается это у него почти незаметно.
— У нас с Игнатом были такие отношения, что он наверняка сказал бы мне, если бы встретил кого-нибудь из прежних своих дружков.
Долгое молчание, пристальный взгляд Кузьмина:
— Игнат знал, что вы любите Катю?
— Да. Но это не мешало нам дружить. Разумеется, мне трудно подтвердить это фактами… Но есть люди, которые знали нас с Игнатом…
Кузьмин продолжал писать быстро и аккуратно.
Только сейчас я заметил, что разговор между Кузьминым и мною идет так, будто оба мы уверены: Игнат не просто сорвался с трапа, что может случиться с каждым, а кто-то преднамеренно погубил его!..
Ну, я-то и раньше был уверен в этом, а Кузьмин? Ведь если я не скажу ему о свисавшем с берега трапе, — а это видел я один, — ничего другого, кроме предположения о собственной неосторожности Игната, у Кузьмина не останется… Или, может, просто такова методика расследования: приходится предполагать худшее, а затем, постепенно, исключать одну за другой возможности этого худшего…
Я все-таки решил рассказать ему про мелькнувшую мальчишескую фигуру у трапа на берегу, о свисавшем с берега и потом закрепленном трапе.
— Вот за это — спасибо вам, Сергей Сергеевич! — Кузьмин раскрыл свою тонкую папку, достал листы бумаги, долго и тщательно записывал мои слова.
Потом он показал мне записанное. Я прочитал, попросил вставить, что одна из растяжек трапа была закреплена за костыль на бревне обычным, а не морским узлом. Он снова поблагодарил меня, записал и это.
— Вы мне очень помогли, Сергей Сергеевич! — он устало улыбнулся. — Я не могу поверить, что он — просто сорвался с трапа! Да теперь мне, собственно, и не надо в это верить. — Встал порывисто, сказал: — Покажите мне тот узел на растяжке. — И неожиданно дотронулся до моей руки, заглянул в глаза: — Вы кому-нибудь, кроме меня, говорили про трап?
Я помолчал, вспоминая:
— Нет.
— И дальше прошу не говорить, иначе… Что вы?!
— Только бы найти их, голубчиков, а там бы я им за Игната!..
После молчания он сказал мне, глядя в глаза, уговаривая, точно ребенка:
— Вы мне разрешите сейчас сесть за рычаги вашего крана?
— Нет…
— Тогда и мне не портите работу своей самодеятельностью! — жестковато уже договорил он; усмехнулся, добавил: — А заодно и сами постарайтесь не умереть, как Прохоров.
— Уговорили, Виктор Трофимыч!.. — но улыбнуться я не смог.
Когда мы с Кузьминым выходили из женского кубрика, от дверей его запоздало отскочила Санька. В коридоре были и остальные, никто не спал.
— Еда готова? — спросил я у тети Нюры.
Она будто не слышала моих слов, испуганно глядела на Кузьмина.
— Готова-готова, — поспешно ответил Енин.
— Может, и вы с нами?.. — нерешительно спросил Кузьмина Миша.
Виктор Трофимыч растерянно обернулся ко мне.
— Я только что продукты получила, — сказала тетя Нюра.
— Придется уж вам пообедать с нами. Вместо Игната.
— Спасибо.
Кузьмин первым, а я — за ним поднялись по трапу на берег. Кузьмин сказал, оглядывая трап:
— Даже и я бы с него не сорвался…
Как ни странно, но обе растяжки были завязаны нашим обычным морским узлом.
— Опытные люди! — по-прежнему жестковато проговорил Кузьмин, сразу все поняв.
Кран работал.
Я увидел глаза Кати. И понял, что сделаю все, только бы никогда она больше не посмотрела на меня такими глазами!
