На стенах рядами развешаны путаные чертежи. Понимающему оку они, наверно, открывают большие тайны, а для экс-художника Липста это всего-навсего выставка ультрамодернистской графики, от которой мельтешит в глазах.
В просторном помещении собралась большая интернациональная компания — велосипеды и мопеды всевозможных фирм и моделей. Некоторые уже расчленены безжалостными анатомами на составные части. На низких столах разложены никелированные рога рулей и хромированные животы для бензина, отвинченные масляные глотки и стальные косточки всех калибров.
В последней комнате слышен шум, здесь тихо гудят сверлильные станки. Токарные и фрезерные сейчас стоят.
Казис сидит за столом. Обхватив руками голову, словно баскетбольный мяч, он внимательно изучает чертеж.
— Казис, ты, пожалуйста, не ругайся, — Угис тоже склонился над синькой. — У нас важное дело. Скажи, какая деталь велосипеда наиболее устарела? Какую надо бы изобрести, так сказать, заново?
Казис распрямился и длинными, похожими на пятизубые вилы, пальцами отгрёб в сторону упавший на глаза светлый чуб.
— Велосипед вообще устарел весь насквозь, — сказал Казис с обычной непроницаемостью на лице. — Для ветряной мельницы какие крылья ни изобретай, все равно она останется только ветряной мельницей.
— Не остри, пожалуйста, — Угис смущенно облизал губы. — Я спрашиваю серьезно. Может, мы помешали? Если злишься, я могу вмиг смотаться.
— Ведь и сам видишь, что мешаешь, — Казис спокойно посмотрел в глаза Угису. — Хочешь, чтобы я солгал, отрицал истину? Однако второй факт не исключает первого: велосипед, как средство передвижения, действительно уже достиг потолка.
— Странно, — Угис повернулся к Липсту. — Я ничего больше не понимаю.
— А я понимаю, — сказал Липст. — Только это неверно. В технике никаких потолков нет. Есть горизонт, который убегает с такой же скоростью, с какой ты к нему стремишься.
Липст удивился неожиданному приступу смелости и красноречия — он всегда малость стеснялся Казиса.
Убегающий горизонт! И откуда у него взялось такое поэтическое выражение? А внутри кто-то подзуживал: «Вот тема, на которую ты можешь поспорить с Казисом. Спорь! Это для Угиса Казис идол и божество, не для тебя».
Не раздумывая долго, Липст бросился в атаку.
— Возьмем хотя бы авиацию: когда первые аэропланы поднялись чуть повыше домов, многие считали, что это уже потолок. Сегодня самолеты забираются на тридцать километров в стратосферу, и никто больше не говорит о потолке.
Липст видит чудесное превращение, происходящее с Казисом. Чугунная маска сперва дала едва заметные трещинки около рта и в уголках глаз, Зародившаяся улыбка быстро распространилась на всю физиономию. Раздались громкие раскаты смеха — маска упала и рассыпалась. Открылся веселый спорщик, почуявший родственную душу.
— Правильно, черт возьми! — Казис сгреб Липста за плечи. — Но ты скажи мне, самолет достиг стратосферы на исчерпавшем свои возможности поршневом моторе?
— Нет. Почему на поршневом? На реактивном!
— Видишь, к чему мы подошли — к реактивному двигателю! Все решает принцип тяги, двигатель! Именно это я и имел в виду. Велосипед достиг потолка потому, что у него ограниченный в своих возможностях двигатель — человечьи ноги. Если тебе, Угис, так уж охота заняться изобретательством, изобретай велосипед, который… не велосипед. Иными словами, велосипед, на котором не надо крутить ногами педали!
Угис кивнул на соседнюю комнату:
— Такой велосипед уже изобретен. Полторы лошадиных силы и полтора литра бензина на сто километров.
— Это пол, — сказал Казис. — А до потолка мопеда еще дьявольски далеко.
— Меня мопед не интересует, — Угис, как ни странно, сегодня тоже возражал Казису. — Наш завод выпускает велосипеды.
— Завод — это главная колонна. Ты, как я понял, хочешь стать изобретателем. А изобретатели — разведчики, они должны идти впереди главных сил.
— Ты всерьез считаешь, что наш завод мог бы выпускать мопеды? — устами Липста заговорил Фома неверующий.
— Еще почище, чем итальянские «веспы» и немецкие «вандереры». Вот на этой бумаженции, — Казис с важным видом ткнул пальцем в чертеж, — ось нового мопеда.
