— Да ну?
— Точно! Мы с ним начали работать почти одновременно, а он уже токарь шестого разряда в экспериментальном цехе, секретарь комсомольской организации и чемпион завода по шоссейной гонке. В прошлом году экстерном сдал экзамены за десятилетку. Этой осенью поступил в институт… Просто уму непостижимо!
Из всего того, что Угис, захлебываясь от восторга, рассказывал о Казисе, Липст уразумел одно: Казис был божеством для Угиса. И уж если Сперлиню не сравниться в блеске с объектом поклонения, он, на худой конец, старался быть хотя бы его тенью. Вот откуда, видать, «йогизм» Угиса, его приверженность к спорту и все прочее. Отчасти Угису, пожалуй, можно было и позавидовать. Жизненный идеал во плоти и крови всегда находился перед ним. Он ежедневно мог стать рядом с этим идеалом, примериться, ощутить разницу и с непреклонным упорством продолжать переплавлять грубую руду сознания собственного ничтожества в искрящееся стремление достигнуть заветной вершины. Этот «гений» должен быть весьма занятной птицей. Жаль, что он не пришел.
— Постой! Есть еще одно местечко, где он может быть! — воскликнул Сперлинь и исчез.
Липст с интересом следил за игрой в настольный теннис. Только что закончилась ожесточенная партия. Проигравший демонстративно швырнул ракетку и выбежал из комнаты. Зато победитель, преисполненный гордости, небрежно кинул зрителям:
— Ну, кто следующий?
Никто не решался.
— Сдрейфили? Даю пять очков форы! Кто хочет?
У Липста зачесались руки. В конце концов он такой же рабочий, как и все. А что, если попробовать? Но чертовски страшно сделать первый шаг. Кругом столько незнакомых! Наверно, легче спрыгнуть с телевизионной мачты…
Липст поглядел по сторонам с тайной надеждой, что свободную ракетку возьмет кто-нибудь другой. Но она по-прежнему лежала на столе.
— Ну, так кто же будет играть? — повторил вызов победитель.
— я…
Отступать поздно. Джинн выпущен из бутылки. Теперь остается только бороться.
— Хватит пяти очков? — снисходительно спросил победитель.
— Спасибо! Попробую обойтись без форы.
— Да ты не стесняйся! Она тебе еще пригодится.
Первым подавал победитель. Он легок, как пробка, и подвижен, точно водяная блоха. Зато техника игры для него, видать, дело темное. Против левых «бекхэндов» Липста весь его великолепный балет — напрасное выкачивание пота. Липст разделывал его под орех.
«Вот тебе за нахальство! За чванство! За пять очков форы!» — приговаривал про себя Липст после каждого удачного удара.
Двух сетов для заносчивого малого оказалось вполне достаточно.
— Мне, приятель, теперь некогда — срочное дело! Сыграем в другой раз.
— Ладно, — согласился Липст. — Я понимаю. Всякое бывает.
Зрители довольно смеялись.
— Поделом этому Румпетернсу! Пусть не форсит!
Липст в центре внимания, все взоры устремлены на него.
«Очень хорошо. Пускай посмотрят, поговорят. Тут уж ничего не попишешь…»
С подчеркнутым равнодушием Липст поглядывал на окружающих. Сами себя мы ведь не видим. Липст тоже не замечал, что в этот момент он смахивал на хвастунишку Румпетериса.
— Кто будет играть? — спросил он.
К зеленому столу подошел долговязый бледный парень и, не говоря ни слова, взял ракетку. Маленький шарик с легким постукиванием снова заметался через сетку. Липст играл автоматически. Мысленно он продолжал разделывать Румпетериса и все еще наслаждался радостью победы. Когда он спохватился, было уже поздно. Он проигрывал.
Стиль игры долговязого совершенно непостижим. Он почти не двигался с места, зато его рука непрерывно описывала круги, словно крыло ветряной мельницы, и метала белые молнии.
Липст положил ракетку и поспешил юркнуть в гущу зрителей. Сейчас на него посыплется град насмешек, как перед этим на Румпетериса. «Так и надо этому хвастунишке Тилцену!»
Сквозь толкучку к нему пробивался Угис. «Черт бы его побрал! Совсем спятил, — злился Липст. — Зачем он тащит за собой эту хворостину!»
— Липст! — торжественно провозгласил Угис, и от избытка серьезности уши его вспыхнули. — Познакомься, мой лучший друг Казис!
Казис молча подал Липсту руку. Нет, он все-таки не хворостина. Такой рукой можно слона задушить.
