— У меня есть отец, а вот у тебя нету! — дразнил, бывало, Липста сосед по парте, когда они ссорились.
— А у меня зато есть ларек с газетами… — не поддавался юный Тилцен.
В этом покосившемся ящике под островерхой жестяной крышей Липст в детстве спал на полке с газетами, от которых вкусно пахло типографской краской. Полка была самая обыкновенная, но в воображении Липста она превращалась то в каюту чудесного корабля, то в кабину самолета, то в боевую рубку подводной лодки.
За этим киоском Липст первый раз тайком затянулся папиросой.
Здесь сердце Липста впервые взволновала музыка. То надрывно тоскливая, то бесшабашно бравурная, иногда прерываемая криками, она лилась в вечерние часы из чайной подобно дивному аромату, который изредка приносят порывы ветра с дальних лугов, — во всяком случае, музыка никак не вязалась с пылью и булыжником городской окраины.
У киоска складывались первые представления Липста о людях. Тут постоянно толпились фабричные рабочие и языкастые грузчики. За киоском укрывался от ветра постовой милиционер. Около чайной иностранные матросы сбывали сомнительным типам мелкую контрабанду. В дни получки жены поджидали тут пьяниц мужей. Это было суровое время: черная тень недавней войны еще омрачала жизнь.
Из невзрачного мальчонки Липст как-то сразу вырос в красивого парня. Лицо у него было мужественное, и в кости он был широк, как старый Тилцен. Над светло-серыми глазами чернели густые брови. Крепкий, угловатый подбородок уже окутывала темная дымка. Липст был плечист, словно настоящий грузчик, недоставало ему пока только плотности.
Цветы быстрее растут в душном и знойном затишье теплицы. Человек скорее дозревает на ветру.
Липст уже две недели на заводе. Воскресное утро. Будильник с вечера не заводили, и потому Липст проснулся позднее обычного. Он спал бы и дольше, но острый лучик из щели в ставнях нахально светил прямо в глаза. Затем у Липста возникла некая приятная мысль, и сон окончательно покинул его: в ящике стола лежат три сотенных и одна пятидесятирублевка. Он сам положил их туда вчера. Сегодня он купит брюки. Со следующей получки можно приобрести пиджак, потом туфли. И обязательно самые лучшие, наивысшего качества. За ними последуют модное короткое пальто и велюровая шляпа. Разумеется, он не станет нахлобучивать ее по-пижонски на самые глаза, до этого он не опустится. И если потом встретит одного человека… Да, тогда он хладнокровно приподнимет шляпу:
— Здравствуй, Юдите! Ну, как поживаешь? Когда-то мы были знакомы, правда ведь?..
Это, так сказать, стратегический план Липста. Тысячи раз продумал он все детали до мелочей, однако сегодня полет фантазии подкреплялся немаловажным обстоятельством — в ящике стола лежали деньги. Первые заработанные им деньги. И он заработает еще! С каждым месяцем он будет зарабатывать все больше и больше…
Мать давно ушла.. На электрической плитке стынет завтрак — жареная картошка с яичницей. Порция внушительная. Липст, не видя ее, угадывает чутьем. Что поделаешь: он, даже проснувшись среди ночи, готов съесть быка.
Одним прыжком выскочив из постели, он натянул брюки и побежал умываться. Узкий полутемный коридор — кривая ветка, у которой вместо листьев двери комнат. Напротив Тилценов живет кассирша с ипподрома Зе́лтыня. В ее комнате тишина. Она, наверное, уже убежала к своему тотализатору. Дальше расположена кухня и ванная. А в самом конце коридора обитает бывшая владелица дома — мадемуазель Элерт. За матовыми стеклами дверей мяукают кошки и высокий голос распевает на мотив марша:
Познал ли ты спасителя.
Безгрешна ли душа твоя…
Липст до пояса вымылся холодной водой и долго растирался жестким льняным полотенцем. После этой процедуры кожу немного пощипывает, но зато самочувствие великолепное.
Он принялся было опустошать сковородку, но тут в дверь деликатно постучали. Затем она приоткрылась, из щели показалась женская голова. В следующее мгновение мадемуазель Элерт продвинула в комнату всю свою пятидесятишестилетнюю персону вместе с искусственной косой и физиономией гиппопотама.
— Я вас не побеспокоила? — мадемуазель широко улыбнулась. Вот этого ей делать не следовало бы. Когда у дамы такие зубы, лучше всегда быть серьезной. — Нет, нет, молодой человек, я не хотела вам мешать, боже сохрани…
