Вздох Угиса понуждает Липста к маленькой лжи:
— Рост не самое главное. Вон Григорий Новак едва выше метра, а был чемпионом мира по тяжелой атлетике… Наполеон тоже не был великаном. Твоего роста.
— Правда?
— Зачем мне врать? Длина ничего не решает.
— Конечно, не решает. А потом ведь я занимаюсь гимнастикой.
— Ну вот, видишь.
— Знаешь, ты только никому не трепись, весной я буду участвовать в велогонках. Потренируюсь и поеду. У Казиса есть гоночная машина на деревянных ободах. Он мне даст.
— С деревянными ободами?
— Ну да, ясеневые или дубовые… Постой, Липст, ты руку держи выше. Больше оттягивай влево!
Работа у Липста шла неплохо. Со стороны могло показаться, что он всю жизнь только и занимался сборкой велосипедов на конвейере. Угис больше не прикасался к цепям и зубчаткам. Он лишь поглядывал да изредка поправлял движения Липста.
— Вообще неудобно стоять так, без дела, — сказал Угис. — Я, пожалуй, пойду.
В обеденный перерыв конвейер остановился. В цех вошла тишина. Вошла громко, сразу же обратив на себя внимание. В первый момент у Липста возникло ощущение, словно что-то вдруг оборвалось. Оказывается, оборвалось пчелиное жужжание электромоторов, к которому он уже успел привыкнуть.
В руке Угиса появился огромный бутерброд.
— Есть две возможности, — сказал он, — пойти сейчас в столовую и питаться там рагу или остаться здесь и ждать, пока привезут чай. Лично я принадлежу к чаевникам.
Липсту, как рабочему человеку, мать тоже насовала в карманы немало бутербродов. Они всё и решили. Минут через пятнадцать Липст с Угисом уже вытерли рты, отдали чайные стаканы бородатой тетушке, которую Угис величал Розитой, и чувствовали себя великолепно.
— Сбегаем в клуб. Мне надо увидеть Казиса. Давай разомнем ноги, чтоб не заржавели! — Угис схватил Липста за рукав и потащил к двери.
В клубе на Липста с места в карьер насела Клара Циекуринь. В цехе у конвейера она продемонстрировала умение петь и дарить улыбки. Теперь она обнаружила незаурядные способности к устной агитации.
— Вас зовут Липст? Очень приятно. Уважаемый Липст, скажите, вы заняты вечером? Вы должны ходить в драмкружок. Не говорите «нет». Это общественная нагрузка.
Угис как бы невзначай наступил Липсту на ногу и скорчил страшную гримасу.
— Я не знаю, — пожал плечами Липст. — Подумаю. У меня нет никаких актерских данных.
— Данные и не требуются, — не отступала Клара. — Нам нужен мужчина! Понимаете, мужчина на роль Лачплесиса. Кокнесиса у нас играет женщина. И Кангар[1] женщина. А Лачплесиса, согласитесь, женщине уж никак не сыграть. Если вы не придете к нам, посудите сами — кто же будет Лачплесисом?
— Может, стоит с Розитой переговорить? — ехидно предложил Угис.
Клара на этот писк даже не обернулась. Она продолжала наступать на Липста, точно тяжелый танк.
— Ну, придете, а? Липст, дорогой! Приходите!
— Честное слово, не знаю, — развел руками Липст. — Прежде всего мне надо посоветоваться с женой. У нас двое детей, сами понимаете, ведь они тоже требуют времени…
Клара отскочила так стремительно, что едва не опрокинула приготовленный для игры столик новуса[2]. Угис облегченно вздохнул.
— Опасная женщина, — поежился он. — А главное, невероятно энергичная. Меньше чем за год ей удалось полностью развалить драмкружок. А что, у тебя, правда, двое детей?
Липст рассмеялся:
— Пока это только заявка.
— Двое — как раз в меру. Я решил твердо, у меня тоже будет двое детей. Мальчик и девочка.
Липст перестал смеяться и с сомнением поглядел на маленького Сперлиня, однако было похоже, что тот не шутил.
Они почти галопом промчались через несколько комнат. За большим концертным роялем сердитая женщина тренькала одним пальцем что-то несусветное. Казалось, старый рояль ржал, оскалив зубы из слоновой кости. У свежего номера стенгазеты столпилась такая орава читателей, что Угис с Липстом еле протиснулись. В двух углах стучали на новусе. Несколько юношей, скинув спецовки, прыгали вокруг зеленого фанерного поля настольного тенниса.
— Плохо дело, — сказал Угис, быстро окинув взглядом пеструю компанию. — Казис не пришел. Но тебе во что бы то ни стало надо с ним познакомиться. Он гений.
