Он не отрывал взгляда от Ии, испытывая одновременно изумление, щемящую грусть и даже зависть. Но все это было второстепенным. Главным было чувство странного любопытства. Глядя на усеянное рыжими веснушками широкое лицо Ии, он неожиданно для себя открыл нечто такое, о существовании чего раньше не подозревал, и это «нечто» теперь заставляло Липста на многое посмотреть по-иному.
Ия поела и умчалась. Из столовой Липст направился в спортзал посмотреть, как играют Крамкулан с Сашей Фрейборном, потом вышел во двор и закурил сигарету. Моросил мелкий дождик, быстро бежали низкие серые тучи. Липст поежился и вернулся в корпус. Он вспомнил о своем намерении побывать в инструментальном.
На лестнице стоял сырой полумрак. Горели тусклые лампочки. Сквозь большие окна в корпус проникал бледный и немощный свет осеннего дня.
У инструментального Липст замедлил шаг, без особого интереса заглянул в открытые двери. И прошел мимо.
Последующие три дня не принесли ничего нового. В привычном заводском ритме, в шуме и суете дня время летело незаметно. Труднее было по вечерам, когда Липст оставался один. Сразу охватывало чувство, будто чего-то не хватает. Шагать становилось тяжелее, а тишина кричала все громче: «Нет ее!.. Нет ее!.. Нет ее!..»
По ночам его преследовали кошмары: то снилась встреча с Юдите, то он преграждал путь машине, у которой было лицо Шумскиса, то падал в темную бездну, снова и снова переживал муки оскорбленного самолюбия. Проснувшись, Липст подолгу ворочался с боку на бок, всматриваясь в непроглядную тьму. Он прекрасно сознавал, что топчется на месте, а жизнь — это не кинотеатр, где и в темноте всегда горит красная надпись: «Запасной выход». «Что делать? Что делать?» — спрашивал себя Липст. Ответ не приходил. Мысль о том, что Юдите могла для него исчезнуть, пугала, он не мог примириться с ней. И каждый раз все начиналось сызнова, с самого начала.
К утру его смаривала тупая дремота.
— Вставай! Вставай же, Липст! — вскоре трясла его за плечи мать.
Потягиваясь, он вылезал из постели и бежал умываться. Только по пути на работу, уже в трамвае, Липст из комка взбудораженных нервов постепенно превращался в человека.
В четверг, выходя из проходной, Липст увидел Юдите. Она стояла на противоположной стороне улицы и, привстав на цыпочки, пристально вглядывалась в густой поток людей. Липст сразу заметил ее ярко-желтое пальто, машинально помахал рукой и стал вырываться из человеческой лавины.
В первый момент Липст ощутил радостное облегчение. Опять все по-старому, опять как всегда. Юдите ждала его, и он спешил к ней. Их разделяла только улица. Но уже через несколько шагов он обрел чувство реального. Радость улетучилась, осталось тревожное волнение.
— Здравствуй, — виновато улыбаясь, поздоровалась Юдите. — Я хотела повидать тебя. Ты совсем перестал мне звонить.
Ветер слегка растрепал ей волосы, но, возможно, они просто не так тщательно причесаны, как обычно. В улыбке чувствуется неуверенность. Лицо слегка побледнело.
— Здравствуй, — Липст отвернулся. — О чем нам еще говорить? Вон трамвай идет…
«Не надо, — подумал Липст, — почему я так резок с ней? Она пришла первая, а я корчу из себя черт знает кого».
Юдите молчит. Черные изгибы бровей чуть выпрямились.
Трамвай быстро приближается. Остановился. Пассажиров много, посадка затягивается. Липст стоит и теребит пуговицу пальто. Кондуктор дал звонок. Трамвай уходит.
— Может, все-таки пройдемся? — спрашивает Юдите после короткой паузы.
Они идут к центру города. До перекрестка ни один из них не произносит ни слова, потом изредка роняет ничего не значащие фразы.
Улица. Мокрый асфальт. Низкие серые тучи — Липст видит их не в небе, а в лужах, зияющих черными омутами. Новый сквер с мелкими, начавшими желтеть деревцами. Пустынные мокрые скамьи. Нахохлившиеся голуби. Залитый водой ящик с песком.
— Юдите, — останавливается Липст, — скажи, что будет дальше?
Юдите проходит несколько шагов, медленно поворачивается к Липсту:
— Я выхожу замуж за Шумскиса.
Черные мокрые скамьи. Черные нахохлившиеся голуби. Рябь ветра на громадной луже. Над Липстом словно вырастает гудящий купол из волнистого бракованного стекла. Все, что он видит через него, представляется искаженным, перекошенным, уродливым. Юдите больше не в силах выдерживать его взгляд.
