Внуки Колумба - страница 100

Липст посмотрел на согбенную спину «аптекаря». Пила, взвизгнув, сызнова въелась в сухое полено, старик тянул ее со злобным упорством. Вторая рука крепко вцепилась растопыренными пальцами в чурбак, словно оберегая от тех, кто вздумал бы посягнуть на него.

Как же велика должна быть сила, столь крепко державшая в своей власти больного и ослабевшего Крускопа! Ему необходим был труд. Труд он любил с неослабевающей страстью, ревниво и сурово. «Конечно, может, труд — самое важное в жизни, — размышлял Липст. — Но только не сам по себе, не как угрюмая одержимость, а труд, который сделает мир прекраснее, счастливее. И в этом мире — не взыщи, милый Крускоп, — найдется место и для смеха, и для танцев, и для любви…»

— Ну хоть оттащить наверх мешок наколотых вы мне разрешите? — постояв еще, спросил Липст.

— Нет, нет, — тряс головой Крускоп. — Пускай здесь останется. Наверх ничего нести не надо. Там места нет.

— Тогда я пойду. Когда же вы зайдете на завод?

Полено перепилено. Крускоп отложил пилу, вытер лоб и, тяжело вздохнув, уселся на колоду. Это и был его ответ.

В три часа в клубе должен был состояться матч по настольному теннису с командой электротехнического завода. Противников ожидали уже с час. Но никто не появлялся.

Липст сыграл несколько партий с Румпетерисом и собрался было уже ехать домой. В коридоре он попался на глаза Угису.

— Липст, ты куда? — позвал тот.

— Домой.

— В такой чудесный денек?! — удивился Угис.

Он был в коротких спортивных штанах и красной майке, на руках кожаные велоперчатки, похожие на кондукторские в зимнее время — пальцы до половины обрезаны.

— Ты куда?

— На Псковское шоссе. Сегодня небольшая прикидка. Можешь поехать с нами. Нам как раз не хватает секундометриста.

— Кто еще едет?

— Вся команда: Казис…

— А-а, — протянул Липст. Дальше он уже не стал слушать. — Я, пожалуй, все-таки не поеду…

Угис покраснел, взглянул Липсту в глаза и нервно передернулся.

— Я тоже буду там, — произнес он твердо. — Интересы команды стоят выше. Понял?

Липст колебался. Погода действительно была прекрасная. К тому же дома его никто не ждал. Разве что мадемуазель Элерт…

— Ну, поедешь? — Угис дернул Липста за рукав.

— Я еще не обедал.

— У меня бутерброды.

— Дождь не пошел бы…

— Не растаешь! Не морочь голову, Липст. Нам нужен секундометрист.

— Ну ладно, тогда придется съездить.

— Урра! — Угис хлопнул в черные негритянские ладоши с белыми пальцами. — Ты об этом не пожалеешь!

Минут через десять из заводских ворот выезжал крытый грузовик с гоночными велосипедами и спортсменами. Липст с Угисом вскочили последними.

— Привет, Липст! — сказал Казис. — Давненько не виделись. Как дела?

— Спасибо, что интересуешься, — холодно ответил Липст. — Дела идут отлично.

— А как Юдите?

— Тоже не жалуется. Улетела в Таллин.

Казис ни о чем больше не спрашивал. Убедившись, что официальный обмен любезностями завершен, Угис наклонился к Липсту ближе:

— Юдите в Таллине?

— Да, — сказал Липст, — в служебной командировке.

— Надолго?

— В среду вернется.

— Всех куда-нибудь да командируют, — с завистью заметил Угис, — всех, кроме меня.

Казис внимательно изучал проплывающие мимо дома и стучал по коленкам.

— Первый раз еду в таком цыганском дилижансе, — Липст перевел разговор на другие рельсы. — Чего тут только нет — целая аптека, даже шины для поломанных костей…

— Шоссейные гонки не шутка, — отозвался Угис. — Всякое бывает.

Машина, нетерпеливо гудя, выскочила, наконец, за город. Кузов время от времени подпрыгивал, словно радуясь приятной прогулке.

Договорились, что Липст будет засекать время на финише. Его высадили первым. Остальные уехали дальше.

Кругом была глубокая тишина. Под тронутыми желтизной березками краснели несколько сыроежек и большой пестрый мухомор.

Липст сидел на заросшем травой откосе кювета и грелся на нежарком осеннем солнце. Все было подготовлено: на шоссе, против километрового столба, прочертили широкую белую полосу, предупредительные флажки повешены, поставлен щит с надписью «Финиш». Оставалось только ждать первых гонщиков, но они могли подъехать не ранее как через полчаса.

Время от времени мимо проносились автомашины — вдали гудение мотора напоминало комариный писк, потом все нарастало, приближалось с ревом и постепенно замирало опять. И снова воцарялась тишина.