— Правда?
— Да. Разве я тебе когда-нибудь врал?
— Нет — дыхание сына выровнялось, и Александр понял, что тот уснул. Он аккуратно положил голову сына на подушку и вернулся на кухню.
— Сколько ему ещё? — спросил он шёпотом у мёртвого мира за стеклом — Когда ты заберёшь его?
Жена умирала мучительно. Она беззвучно плакала, глядя в потолок. Её глаза казались такими тёмными на фоне белой подушки. Хотя ему тогда всё казалось тёмным. Мир и всё во что он до этого верил, всё разом померкло, и стало похоже на пепел сгоревшей бумаги.
— Ребёнок — шептала она чернеющими губами — Мой малыш останется здесь без меня. Что с ним будет дальше?
— Ты не умрёшь. Ты поправишься — лгал ей Александр, проводя рукой по мягким, всегда слишком влажным волосам.
— Я умру, Саша.
— Нет!
Её они хоронили вдвоём. Муж и сын. И никого больше. Людям было не до чужих смертей и могил.
Александр вернулся на кухню и снова стал смотреть в окно. Без того тёмное небо начинало темнеть ещё сильнее. Шла ночь, непроглядная и какая-то чужая. Теперь Александру всё здесь казалось чужим. Разве что эта птица? Птица казалась своей, родной. Хищная птица. Ни коршун, ни канюк, Александр таких раньше не видел. Может, это был орёл. Один. После ядерного удара все остальные крылатые куда-то пропали. Видимо, почувствовав угрозу своей жизни, они попросту навсегда улетели на юг, а эта появилась. Она почти каждый день садилась на крышу их дома, и печально смотрела в сторону города. Может тоже, кого-то потеряла? Наверное, птицы, как и люди, помнят своих мёртвых, и скорбят по ним. Когда птица кричала, Александр вздрагивал, и ему становилось не по себе. Слишком много боли было в её крике. А иногда в крике была злость, и тогда Александр невольно поднимал голову и искал взгляд птицы. Но осенью, в начале сентября, исчезла и она. Улетела вслед за остальными на юг. Александр не винил её, и не ждал. А вот его умирающий сын ждал.
Александр положил голову на кухонный стол и погрузился в какой-то полусон-полубред. Он снова видел шляпку гриба, тёмные от болезни и слёз глаза жены, задыхающегося сына. Он приподнимал голову, встряхивал ею, голова снова падала на стол, и он видел свою жену ещё здоровой, видел звонко смеющегося сына, но это продолжалось недолго. Вновь над всем этим поднимался грибок, и снова ужас и слёзы в глазах своих любимых, снова падающий с неба серый снег, снова смерти. Сотни смертей. Он вновь встряхивал головой, и так продолжалось раз за разом. Возвращалось и возвращалось, замкнутое вкруг новое будущее. Странное будущее, в котором почему-то не хватило места для его жены, для его сына, для его страны.
Когда он поднял голову в очередной раз, за окном брезжил бледный, болезненный рассвет. Серое небо нехотя, но светлело, и Александр, вытерев ладонью холодный пот со лба, стал смотреть на него, вспоминая небо другое. То, которое он хотел бы сейчас увидеть. Голубое, высокое и бездонное русское небо. То, которое было давно. Очень давно. Два века назад. Или два года? Боже, неужели всего два года минуло? Александр заметил вдалеке, почти у самого горизонта, чёрную точку, покачивающуюся на сером, безжизненном полотне. Он всмотрелся. Сердце застучало быстрее. Это она? — спросил он себя. Нет, нет, нужно быть уверенным. Если я ошибусь, он не переживёт. Он её так ждал. Александр прищурился, напрягая зрение, но разглядеть лучше не удалось. Точка осталась точкой. Нужно подождать. Совсем чуть-чуть подождать. Александр вцепился пальцами в край стола. Точка дрожала на сером фоне, подпрыгивала, медленно приближаясь. Слишком медленно. Александр продолжал щурить глаза, заставляя себя увидеть знакомый силуэт. И вот, наконец, он разглядел крылья, плавно взмывающие вверх, и с силой устремляющиеся вниз. Он поднялся, удивлённо посмотрел на руки сжимающие край стола, разжал их и улыбнулся. Слабо, измучено, но эта была улыбка.
— Сынок! — крикнул он, но тут же выругал себя. А вдруг сын ещё спит? Нужно идти в комнату и осторожно разбудить.
Александр поднялся, и тихо ступая, направился в детскую, прислушиваясь к своему сердцу. Так легко сердце не билось давно. Казалось оно вновь обрело крылья, как у возвращающейся птицы. Крылья, плавно взмывающие вверх, и с силой отталкивающиеся от воздуха. Заражённого, мёртвого воздуха. Он осторожно заглянул в детскую. Сын спал. Его бледное личико в рассветном полумраке казалось каким-то нереальным, манекенным. Александр подошёл к кровати и мягко провёл ладонью по светлым, склеенным потом волосам. Они как всегда были холодными. Слишком холодными.
