Я снова влез в дупло, и устроился там. Человеческие ощущения стали затихать во мне, как затихает пламя костра, когда ему уже нечего пожирать, и затихнув, они освободили место для нового, того, что я уже однажды познал, как мир дерева. Он стал наполнять меня осторожно, по одной маленькой капле за раз, словно боясь, что мое тело не сможет выдержать всей его полноты, так тесно связанной и пересекающейся в каждой своей точке с безмерной полнотой Вселенского океана. Мир дерева, или, как я узнал секундами позже, мир деревьев, не имел даже зёрен насилия, потому никогда бы не стал наполнять меня без моего желания и согласия, и я, находясь на кромке двух сущностей — человеческой и древесной, отчетливо ощущал его пугливую доброту, и понимал, что стоит человеческому во мне лишь заявить протест, как он тут же отступит, и извинительно зашелестит миллионами листьев. Но в тот миг, когда человеческое наконец-то полностью растворилось, и я перестал его различать в себе, я взглянул на всё вокруг уже другим, не знаемым до этого мною взглядом.
Я полностью стал деревом. Но я не был одним деревом. Я не был умирающим дубом, с почти выгнившей сердцевиной, а одновременно всеми деревьями, сплотившимися вокруг гибнущего собрата, окружившими его бесконечной заботой и любовью. И если бы у меня были глаза, как у человека, я, наверное бы, заплакал самой очищающей субстанцией во Вселенной — слезами умиления.
И я принялся внимать тому, чем я был, стараясь проникнуть в самую глубину ощущений, достигнуть своих корней, а вместе с ними и начала начал своей сущности.
И то, что я был не один в каждой точке своих ощущений и мыслей, привело меня к покою, которого я ни разу не знал, будучи человеком. Ведь тогда я чувствовал своё одиночество всегда, я знал, что всю жизнь проживу один, и один умру, и никто не сумеет разделить со мной моей бездны…
Так шли дни, я уже не замечал смены их, а лишь по накапливающемуся внутри счастью, по капле входящему в меня с каждым восходом солнца, я понимал, что они идут. Я был деревом, но и человеческое где-то глубоко шевелилось во мне, как маленький листок, позволяя мне сравнивать и анализировать.
Общность существования с другими, со всем, с каждой каплей океана, наполняли меня не только покоем, но и знанием, поток которого неостановимо тёк сквозь меня, словно нейтринные ручьи сквозь Вселенную. И были в этом потоке частицы человеческих, приобретённых в борьбе ответов на вопросы бытия, и я стал пытаться ухватить, как связаны они с общими потоками, и велика ли их ценность в текущем и вращающемся мировом океане?
…книгой(всегда)
Дни шли, но я уже не считал их, я лишь видел слаживаюшуюся из них вечность, из которой можно было вбирать по одному вдоху за раз, и лишь отдав выдохом, вдыхать следующую частицу её. И тогда ошелемила меня способность людей, накапливать эти вдохи и выдохи вечности, и складывать из них нечто огромное, то, что неспособна сложить больше ни одна вселенская сущность…
И вместе с ошеломлением осознал я причастность нас, деревьев, и всей Вселенной к этому процессу, осознал жажду огромного океана, где каждая капля есть звено, сцепленной в круг цепочки. Цепочки, благодаря которой рождающий становится рождённым, чтобы вновь родить себя, и пройдя ещё раз круг, вдохнуть жизнь немного глубже, чем в предыдущий раз.
И мы, деревья, были причастны к этому процессу, становясь его лёгкими, которые человечество наполняло знаниями. Все знания эти были доступны нам, записанные на материале сделанном из нас, они возвращались к нам, благодаря единому полю в котором мы всегда жили. Каждый из нас знал всё от первого значка начертанного на древнем папирусе и благодарно принимал новое, каждый вдох непрекращаемого дыхания.
Но, Боже, каким же мучительным было это дыхание. С каким трудом давалось оно, сколько сил забирал всего один вздох, но нет других путей, слишком велика цель, и я вдруг увидел людей, как листья, миллиарды листьев на кроне Вселенной, и тогда вся картина стала настолько чёткой, что сразу же исчезла, не нуждаясь в дополнениях.
И я увидел читающего эти слова, узнав в нём себя, задыхающегося в пыльном одиночестве, среди книг и мыслей, парализованных чувств и выдуманных ощущений, несущего на себе тяжёлую цель, упасть листком в воду, чтобы замкнуть круг. А он смотрел на меня, и его глаза уже были двумя каплями Вселенского океана.
