— Он — просто ответил я — Он умер к счастью для него.
Это фраза вызывает интерес во всех, я ликую. Краем глаза замечаю, как с лица скромной девушки исчезает скука, и она участливо всматривается в меня. Может я был неправ насчёт отбрасываемой тени?
Все семеро готовы слушать. Как бы распутать этот клубок мыслей? Не сбиться, не порвать нити, всё так хрупко, так не просто. Я никогда не был так напряжён, разве что…
— Всё это началось у него в семнадцать лет — начинаю я — Хотя он думал, что раньше. Нет, он знал, что раньше, но то, что было раньше, это было почти как у всех. Первичные пересечения с мирами снов, страх, и как всегда, отказ от них. Так бывает у всех. У всех нас — я смотрю на их лица. Они ещё не понимают. Им ещё многое нужно объяснить.
— Не было никаких предшествующих событий. Никаких, если не считать смерти отца, но не думаю, что это стало причиной. Хотя он думал по-другому. Он был фаталистом, и он не мог им не быть. Сама жизнь всё время убеждала его в фатальности бытия. В шестнадцать, на десятый день после того, как он стал писать стихи, в их класс в зашарпанной школе пришёл пожилой поэт и пригласил всех желающих заниматься литературой, посетить его студию. Если бы не это, он бы бросил стихи. Он уже собирался бросать. В шестнадцать с половиной он попал в больницу с диагнозом миокардит. Нет, это совсем не инфаркт миокарда, и лечится всего лишь витаминной терапией, но умереть можно. От аритмии. И он чуть не умер, ночью в палате. Он смотрел на свет, знаете, в палатах есть такие окошки над дверью, и заметил, как свет приближается к нему, наполняя собою всё пространство. И он вдруг осознал, что не дышит. Он попытался пошевелиться, но не смог. И тогда, как свет наполнял пространство снаружи, страх наполнил всё пространство внутри него. Он испытал ужас. Ужас смерти. Но этот ужас был недолгим. К его удивлению, через несколько секунд он сменился умиротворением и покоем. И тогда он понял, то, что неизбежно, не может быть страшно. То, что ты уже знаешь, не может пугать. И ещё он подумал, что за скалами страха всегда лежит долина умиротворения. И смерть отпустила его. Он пришёл в себя, натужно вдохнул воздух, и сердце несколько раз неопределённо дёрнувшись, радостно заработало в ритме жизни.
Я взглянул на девушку, на её лице было внимание. Все остальные глупо смотрели на меня, видимо решая, слушать им эту дребедень дальше или лучше попеть под караоке. Я внимательно посмотрел на девушку. Неужели я ошибся насчёт отбрасываемой тени?
— Вернувшись домой, он стал испытывать непреодолимое желание вновь подняться на те скалы, чтобы увидеть долину. И ещё. Он вдруг заметил, что начинает контролировать себя во время сна. Хотя сначала это было только смутное предчувствие. Всем известно ощущение, когда просыпаешься во сне. Жуткое ощущение, неприятное. Мозг судорожно пытается выйти из этого состояния. Чаще всего он просто снова отключается, но иногда мы просыпаемся, жадно глотаем воздух и включаем светильник над кроватью. И чувствуем ужас, ведь где-то там, во время этого состояния, что-то словно рождалось внутри нас, что-то звало продолжить страшный эксперимент. Такое состояние стало приходить к нему всё чаще и чаще, пока каждую ночь он не стал просыпаться в липком поту, с дрожащим сердцем и с криком похороненным где-то внутри. Первым шагом в контролировании стала задержка дыхания. Как только мозг в спящем теле включался, он переставал дышать и ждал, когда отсутствие кислорода вытолкнет его из этого кошмара. Иногда приходилось ждать больше минуты. И в этот момент он разглядывал комнату.
— Как это, разглядывал комнату? — глупо спросил виновник, улыбаясь и торжественно обводя взглядом гостей. Так вот зачем он меня слушает. Чтобы уличить во лжи и осмеять. Ну что же, это тоже мотив.
— Он видел — спокойно сказал я — Для него самого это было непонятным, но он видел. Один раз, днём, перед тем, как уснуть, он посмотрел на часы и запомнил время. Половина второго дня. Когда он открыл глаза во сне, так он говорил сам — открыл глаза во сне, на часах было без пятнадцати два. Он задержал дыхание, кислород закончился, и тело, содрогаясь в панике агонии, с борьбою вернулось в явь. Он вскочил на ноги и уставился на циферблат. Без пятнадцати два!
