Добрый дождь закончился три часа назад, а дальше может произойти что угодно. Несколько дней кряду проплывающие мимо, бездонные озёра, внезапно появляющийся западный ветер, дарующий ещё одну надежду, всё что угодно, нужно только ждать. И я жду, один за одним бросая окурки на мокрый асфальт двора. Я чувствую, злая вода уже близко.
Тёмный силуэт высокого тополя резко вздрагивает, словно чего-то испугавшись, и начинает раскачиваться, холодное дыхание приближающейся воды касается моего лица. Я поднимаю глаза. Над головой разбухшими пятнами шесть звёзд. Я вижу, как исчезает одна звезда, потом ещё одна, и моё сердце замирает, оно даёт себе передышку, ведь через несколько минут оно разлетится на сотни брызг, на сотни капель слёз и дождя. Я достаю из кармана телефон.
Силуэт тополя вновь замирает, мы с ним сейчас в самом эпицентре, где нет ни дыхания, ни жизни, где есть только надежда и крадущаяся боль. В темноте не разглядеть неба, но по отсутствию звёзд, я знаю, что там происходит. Я знаю, что прямо надо мной огромное чёрное озеро, готовое обрушиться вниз. Небо крест на крест расчёркивает неуловимая вспышка молнии, и через две секунды воздух вздрагивает от мощного хлопка. В землю втыкаются первые, холодные капли, и мой телефон дрожит от звонка, как запуганное стихией животное. И эта дрожь пробегает по моей руке и врывается в сердце.
— Привет — вместе с её шёпотом подкравшаяся боль хищницей бросается на мой мозг, и я снова теряю контроль, и отчаянно кричу в трубку.
— Детка, ты где?! Скажи же, наконец! — я слышу, как рыдаю.
— Я скоро буду дома — как обычно, полушёпотом говорит она и хихикает — Представляешь, до полной посадки звонить нельзя, а я всё равно звоню. Потому что я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю! Ну, ответь же, пожалуйста, где ты?!
Я помню тот день и тот разговор наизусть.
— Привет.
— Привет.
— Я скоро буду дома. Представляешь, до полной посадки звонить нельзя, а я всё равно звоню. Потому что я тебя люблю.
— Ты у меня настоящая хулиганка.
— А ты в аэропорту?
— Я подъезжаю. Здесь такой дождь был, что пришлось останавливаться на обочине. Но сейчас поменьше.
— Дождь?…. Ты знаешь, тут в иллюминаторе вроде чист… нет, нет, туча. Представляешь, мы прямо в неё влетели. Здорово. Даже капельки на стекле.
— Самолёт уже снижается?
— Вроде да. Тут непонятно… Смешно, в этой туче, как будто в озере. Прямо нереаль…
— Что нереаль? Детка? Ты меня слышишь? Детка!
Самолёт, с раскуроченным молнией правым двигателем рухнул с трёхкилометровой высоты за семь минут до того мига, как его шасси должны были коснуться взлётной полосы. Я помню и тот день, и тот разговор наизусть.
Дождь обрушивается стеной, я едва слышу её шепот, сквозь нарастающий гул.
— Вроде да. Тут непонятно… Смешно, в этой туче, как будто в озере. Прямо нереаль…
— Где ты? — обречённо спрашиваю я сквозь слёзы.
Сколько раз уже я задавал ей этот вопрос? Разве можно подсчитать? Когда приходит злая вода, и мой телефон вздрагивает от звонка, я задаю его, я кричу и шепчу его, не останавливаясь. Но она не слышит меня. Она повторяет и повторяет слово в слово, всё то же, что говорила тогда, три года назад, за несколько секунд до своей… Нет, она не умерла! Я не верю. Это просто из за плохой связи она не слышит меня, а потому и не может ответить. Разве может быть мёртвым человек, который тебе звонит? Да, она говорит всегда одно и то же, но она всегда была такой прикольщицей, я и теперь улыбаюсь, вспоминая её смешные выходки. Вспоминая, когда идёт добрый дождь, а когда ветер с запада, или тучи рождаются над городом, я слушаю её голос и мне больно…
В нашем городе дожди идут часто. Но иногда, по несколько дней кряду, бездонные, хранящие в своей воде тайну, озёра, проходят мимо. Я не виню их. Я всё понимаю и терпеливо жду. Пусть плывут к другим, к таким же, как я, ждущим звонка, сдавленно кричащим один и тот же вопрос в трубку, рыдающим от незнания — как дальше жить? К тем, кому небесами, как маленькое спасение даруется ответ на другой вопрос — куда уплывают озёра?
