Конечно.
Среди подарков жениху мы заметили великолепные доспехи, украшенные замысловатой чеканкой, витиеватым клеймом Нюрнбергской гильдии оружейников, бургундским крестом и прочими символами.
«От Максимилиана жениху, шлем с забралом».
И так далее.
Бедный Макс уже давно устал от всего этого.
Мы представили себе картинку: император в саду, в приятном уединении, и тут врывается гонец.
– Сир, его величество король Генрих Восьмой полагает, что вы, вероятно, забыли, что завтра он сочетается браком.
– Что, опять?
– Да, ваше величество.
– Послушай, так больше продолжаться не может. Передай ему, если это еще раз повторится, я подам на него в суд. Он меня разоряет.
Однако, будучи человеком добросердечным, он притащил из кладовки шлем. Который вы теперь можете увидеть в оружейной палате слева от входа.
Но если Анна Болейн хоть раз видела Генриха в этом шлеме… В общем, Амелия считает, что в таком случае участь Анны стала для бедняжки спасением.
В этом же зале находится «пыточный испанский воротник». Лично я предпочитаю обычные, пристежные, они чище и удобнее. Впрочем, мода меняется.
Если бы сейчас был век доспехов, насколько интереснее стал бы поход по магазинам. «Два летних костюма из кольчуги, пожалуйста».
В книгах для мальчиков героя всегда одаривают красивейшей кольчугой, которую он потом носит под рубахой. Сначала ему холодно, а потому его мама очень переживает – ведь она твердила, что ближе к телу должна быть фланель. Кольчуга сделана очень изящно (из золота, я полагаю), к тому же это подарок умирающего дядюшки, который приобрел ее у одного еврея. Умирающий дядюшка велел носить ее, не снимая, днем и ночью, поэтому герой носит ее прямо на голое тело – не придется снимать при переодевании. Другая причина состоит в том, что когда злодей застигнет его спящим и нанесет три удара ножом с криком: «Ха! Мой повелитель отмщен!», наш герой сядет на кровати и воскликнет «Ха-ха! Ни царапинки!» После этого злодей станет его преданным рабом на веки вечные, и это неудивительно. Герою, которого ничто не берет, стоит служить.
– А ведь действительно заманчиво, – поделился я с Амелией, – сесть на быстроногую кобылу Ласточку и, не боясь ни пожаров, ни грабителей, мчаться что есть духу через всю страну вслед за Черным принцем.
– Свалитесь, – отозвалась она. – Да и не боитесь оставить меня совсем одну? Между прочим, вы обещали сыграть со мной завтра в крокет. Черному принцу придется обойтись без вас. Слишком дорогое удовольствие.
– Амелия, умоляю вас, родина превыше всего. Если Черный принц пожелает, чтобы я сражался вместе с ним в войне Роз[48], то я вряд ли смогу отговориться крокетом.
– Конечно, нет. Вы сообщите ему, что вас задерживают чрезвычайно важные исторические дела. Он поймет.
Оказывается, я забыл упомянуть аркебузу Генриха VIII. Кроме названия, она ничем не примечательна.
Выйдя из оружейной палаты, дотошный посетитель отправится в башню Бичем. Внутри ее он найдет затейливую скульптуру – мемориал четырем братьям Дадли: венки, сплетенные из роз (в честь Амброза), дубовых листьев (в честь Роберта) и гилий (в честь Гилфорда). До сих пор ваятель проявлял недюжинное остроумие. Увы! Генриху досталась жимолость!
Ах, Генрих.
Стоял он на вершине башни Бичем, один-одинешенек, и напевал жалостно: «Ах, жизнь моя, жимолость…»
А дочь тюремщика Беатрис слушала его и недоумевала, с чего бы это графу за ней ухлестывать.
Так вот, после его смерти (убит в 1558 году при осаде Сен-Кантена, как вам сообщит Амелия) она пошла и все рассказала его старшему брату Джону. Он как глава семьи имел право знать.
Джон – уж так вышло – увлекался скульптурой. Создав композицию из медведя и льва (особенно, как он сам считал, ему удавались медведи), он решил изваять венки в память о каждом из братьев. После долгих раздумий он избрал розы для Амброза, дубовые листья для Роберта («Роберт силен как дуб», – с гордостью говаривал Джон), гилии для Гилфорда, а с Генрихом вышла заминка.
И тут подоспела Беатрис.
– Для Генриха – жимолость. Ах, Генрих!
